Вареники 2

Последнее изменение: 27 июня, 2021 в 03:38 пп

---

Продолжение рассказа Вареники. После надругательства над Филиппом в парке, три девушки снова заставили парня лизать вареники, на этот раз в лесу.

Гелла

Следуя заброшенной тропой, компания все дальше уходила в лес. В чаще солнце с трудом пробивалось через густые кроны деревьев. Звуки города теперь были еле слышны. Ведя Филиппа под руки девушки непринуждённо болтали, легко перескакивая с темы на тему. Говорили то об одежде, то о еде, то о каких—то запрещённых препаратах.

На Филиппа никто не обращал внимания. Также, как никто не обращал внимания на сумку, в которой ещё оставалось пиво и которую теперь несла Манана. Филипп, как и сумка в данный момент являлся для них чем—то вроде вещи и его участь ни у кого не вызывала сомнений, как не могло быть вопросов, по поводу использования, находящегося в сумке пива. 

С каждым шагом гнетущая Филиппа тревога становилась всё тягостнее. Он не понимал почему они идут так далеко. Он готов был умолять их остановиться и просить сделать с ним, то, что они хотели прямо сейчас, здесь на месте, но молчал лишь потому, что всё сказанное им до этого обращалось в обидные насмешки. «Зачем идти так далеко? Зачем усугублять его бедственное положение, растягивать мучительное ожидание чего—то плохого».

В конце концов он не выдержал и упираясь ногами захныкал:

— Хватит. Куда мы идём? Я сделаю, что вы хотите. Пожалуйста, давайте не пойдём дальше. Скоро начнёт темнеть. 

Гелла с Наной, как будто неожиданно вспомнили про него и рванули под локти, каждая на себя. Они держали его так крепко, что у Филиппа посинели руки.

— Да не дергайся ты, чудик. — Опомнилась Нана. — Вот уже считай дошли, немного осталось. Смотри какие тут цветочки очаровательные. Такой красивый букет для своей соберёшь. Наслаждайся прогулкой пока ты с нами.

Гелла с интересом выслушала подругу и хмыкнула. Филиппу совсем было не до цветов. Напротив, при мысли о них ему стало ещё хуже. Он тихо простонал.

Место, о котором говорила Нана, действительно оказалось неподалёку. Под плотным навесом листьев обнаружилась небольшая укромная поляна с чёрным костровищем посредине. Вокруг потухших углей и недогоревших дров лежала пара массивных брёвен, испещренных засечками от каких—то острых предметов. Местами валялся мусор. Лес здесь как будто молчал, оставляя забредших в это тёмное место путников в могильной тишине. 

Манана поставила сумку на землю и положила руку на плечо Филиппа.

— Нравится тебе здесь, дорогой? — Вкрадчиво скалясь спросила она.

Гелла и Нана наконец то отпустили его руки и встали вокруг побледневшего, как простыня юноши. Обступившие Филиппа девицы возвышались над ним почти на голову. Филипп еле стоял под их давящими взглядами на дрожащих в коленях ногах.

Внезапно тяжеленая лапа Мананы шлепнула его по заднице так, что у него содрогнулись все внутренности. Нана уперла ладонь ему в грудь, не давая рухнуть вперёд. Манана, не отрывая руки, больно сжала его ягодицу.

Филипп болезненно вскрикнул. Манана навалилась на него, схватила за пах и прижалась к нему сзади. Продолжая давить на него своим телом, она сначала согнула его в пояснице, потом повалила на землю, потом поставила на четвереньки и уселась на него верхом.

В прижатые к земле ладони Филиппа больно врезалась сухие комочки грунта и жесткие травинки.

— Филя, будешь моим осликом, обратно я на тебе поеду. Докинешь меня до той скамейки?  — Пьяная великанша, не сдерживая более куража, с диким гоготом глумилась над изнывающим под её весом хрупким пареньком. — Пошёл вперёд, что встал то, как не живой?

Руки Филиппа дрожали от напряжения, одно колено уперлось в какой-то камень и болело так, будто его сверлят. Эти мучения перекрыл удар носком ноги по его промежности. Он понял, что это была Нана, потому что Гелла стояла перед ним и взгляд Филиппа был направлен как раз на её ступню, обутую в кожаные сабо.

— Езжай тебе сказали! — Срывающимся от злого восторга окриком подстегнула его Нана.

От пинка по заднице Филипп подался вперёд и завалился на локти. Лицо его уткнулось в ступню Геллы. Пошевелиться он не мог.

— Хватит, слезай с него. — Внушительно повелел надтреснутый голос.

Это была Гелла. Филипп сразу почувствовал облегчение. Манана тут же начала привставать с него. С трудом поднявшись с ободранных локтей парень сел на землю перед своей спасительницей.

— Иди сюда, малыш. Они тебя больше не тронут.

Гелла нагнулась, взяла Филиппа под мышки и легко вытянула его в стоячее положение.

На измученном лице Филиппа застыла боль, но испуганные глаза его смотрели на волчицу с надеждой и признательностью.

Ещё там в парке, до того, как все началось ему показалось или он как-то почувствовал, что она является негласным лидером этой отмороженной шайки. И сейчас в этом не оставалось сомнений. Инстинкт выживания толкал его к ней под защиту. 

Они стояли лицом к лицу почти касаясь друг друга. Измотанный, затравленный мальчик и сильная, готовая к решительным действиям альфа-самка.

Филипп смотрел прямо перед собой, так что его взгляд падал на шею девушки. Он дышал воздухом, который она выдыхала. Гелла с любопытством рассматривала его с высоты своего роста. Филипп силился сделать что-то, что позволило бы ему расположить к себе эту разбойницу. Сам от себя не ожидая, он вдруг тихо произнёс: 

— Мне нравится твой шрам.

Сказав это, Филипп покраснел и опустил глаза на грудь девушки.

— Ах ты ж моя лапочка! — С поощрительной мягкостью пропела Гелла. — Хорошо, что признался мне в этом. А то у меня уже самооценка упала.

Расплываясь в улыбке, волчица подмигнула подругам, стоящим за спиной юноши. Нана и Манана тоже заулыбались.

— Ну иди ко мне, малыш. Замучили тебя эти стервы, да? Хочешь я тебя приласкаю?

Гелла притянула Филиппа к себе и запустила руку под его футболку. Филипп нерешительно приобнял её и уткнулся носом в изуродованную шею. Твердая прохладная ладонь волчицы скользнула по телу юноши и стала гладить его по спине.

От такой невиданной нежности Филипп сразу как-то расчувствовался и порозовел. Теплые объятия хищницы, её сильные и чувственные руки, как будто наполняли его живительной силой, утоляли, причиненную боль.

Отталкивающий шрам, вдруг показался ему изящным и притягательным. Со всей сердечной искренностью Филипп стал целовать его, касаясь кончиком языка. Не было и капли того сковывающего отвращения, которое он испытывал, когда Манана удовлетворяла себя его головой и которое он так не хотел переносить вновь, пока они шли сюда.

Запах Геллы был таким бархатным и пленяющим, он как будто исходил из её души, он очаровывал, он подчинял.

Та, которую он боялся больше, чем Манану, теперь прижимает его к себе и тает от его поцелуев. Изнуряющий страх сменился робким возбуждением, появилась и некоторая уверенность. 

Губы и язык Филиппа несколько раз прошлись по рельефному ожерелью.

Он уже не думал об ожидающих своей очереди двух других развратницах. Очень приятно стало на душе при мысли о том, что, говоря о варениках, Гелла имела ввиду не то, а другое. Так уютно было представлять, как она потчует его своим кулинарным блюдом. Осмелев в конец, Филипп вообразил, что минет в исполнении Геллы мог бы очень положительно сказаться на его сильно пострадавшей самооценке. 

И в самом деле, не станет же эта миледи, так унижать его и просить сделать то, чего достойный юноша ни при каких обстоятельствах делать не должен и чего он никогда и ни для кого не делал раньше. 

Он прижался к бедру Геллы членом и потянулся ртом к её губам. Но она играючи увернулась. Ей лишь стоило приподнять подбородок, и Филипп уже не мог до него дотянуться.

Её пальцы все тверже массировали затылок и всё сильнее сжимали шею Филиппа. Повинуясь её руке, он переместился от шеи к верху груди, потом хотел вернуться обратно, но Гелла всё настойчивее давила вниз. Филиппу было неловко стоять принагнувшись, он уже целовал её живот, который она открыла ему, задрав футболку до груди. Несмотря на задаваемое Геллой направление, он решился выпрямиться и отстранил свои губы от её тела. На этот раз пальцы волчицы действительно больно сжали его шею.

— На коленки встань, малыш. — Спокойно и без заигрываний сказала она и остановилась в ожидании.

Филипп тоже остановился, не совсем понимая, что происходит. Он так и замер нагнутый и удерживаемый ею в этом неловком положении. 

Не дождавшись, Гелла взяла его за загривок обеими руками и притянув на себя и вниз, провезла его лицом по своему животу, пока он не задел носом пояс её шорт.

Низвергнутый любовник неуклюже подкосился и оказался на коленях в очень опасной близости от того вареника, мысли о котором он так легковесно отринул минуту назад.

Филипп ошарашенно смотрел, как покрытая вздутыми венами тыльная сторона кисти девушки расстегивает пуговицу и молнию на шортах и как при этом ходят сильно выступающие костяшки её пальцев. Он чувствовал, что Гелла наблюдает за ним сверху и делает всё неторопливо, чтобы насладиться каким-то особенным, доставляющим ей удовольствие, моментом.

С лихорадочной сумбурностью в голове молодой человек пытался перенастроить себя под резко изменившиеся обстоятельства. 

С такой близости её накачанные бедра казались гигантскими. Одно за другим они приподнимались, чтобы освободить себя от обтягивающих шорт. Гелла стояла перед ним в синих стрингах через кружевной передок которых просвечивал злополучный черный треугольник. Филиппа начал пробирать моросящий ужас. Ещё один неудержимый подъем огромных бедер юноша пережил с чувством фатального краха всей своей жизни. 

Вагина Геллы предстала пред его очами во всей своей неприкрытости, в мельчайших анатомических подробностях. Ужасающе чёткие, физиологически сложные, натурально представленные линии её полового органа буквально вонзились в его сознание, поразили его до немоты.

Филипп упёрся ладонями в бёдра разбойницы и окаменел, не в силах приблизиться к ней ни на миллиметр. Он так напрягся, что даже сильная жилистая рука, давившая ему на затылок, не могла сдвинуть его с места.

Сквозь сжатые зубы и растопыренные губы Филипп издавал звук похожий на тянущееся «ы».

Сделав над собой великое усилие, он поднял глаза на Геллу. Она что-то говорила ему, но он не слышал, возможно потому, что теперь её длинные жесткие пальцы и ладони закрывали его уши, а может потому, что его органы чувств стали отключаться. Её лицо было строгим и возбужденным. При всей спутанности своего состояния, каким-то краешком сознания Филипп успел отметить, что лицо её прекрасно, и дело даже не в сравнении с вагиной.

Внезапно как будто что-то лопнуло у него в голове. Свет вокруг погас. Первое, что он снова начал чувствовать в окутавшей его тьме это терпкий солоноватый привкус, въедающийся в язык. Через некоторое время чувствительность вернулась к другим нервным окончаниям. Он понял, что лицо его уткнуто в чужую колючую плоть. В данную секунду он не мог сказать с уверенностью в чью именно плоть уткнуто его лицо, но фрагменты рассеянной ударом памяти, подсказывали, что это был половой орган Геллы. Постепенно отходя от психологического шока и от физиологической оплеухи, которую отвесила ему Манана, Филипп стал понимать, что он подневольно действует языком. Того чувства собственной значимости как мужчины и возбуждения, которое ему довелось испытать, целуя Геллу в шею не осталось и в помине. Теперь он чувствовал себя пронесенной в женскую колонию, истертой секс игрушкой, которая ходит по рукам и используется при каждом удобном случае. 

Не переставая работать языком, он приподнял голову и увидел, что стоит на коленях под плоским, ходящим волной, животом Геллы. Она горделиво возвышалась над ним. Подбородок её был вскинут, губы приоткрыты, бледный шрам на шее вздулся и побагровел. Она смотрелась так, будто моральное удовольствие от обладания, принужденным ласкать ее половые органы юношей, значит для неё ничуть не меньше, чем сами ласки.  

Гелла склонила голову набок, потом подалась тазом вперёд, как-то ссутулилась и свесилась вниз. Опущенные вниз руки крепче сжали Филиппа. Упавшие вперёд темные волосы закрыли её лицо, глаза поблескивали из-под них. Заметив, что Филипп смотрит на неё, она пошире открыла глаза и уставила на него сияющий холодным превосходством взгляд, показала белые зубы и не скрывая самодовольной улыбки ускорила темп.

Филипп опустил глаза. Как будто мало тех унижений, которым подвергают его эти бесстыжие дочери Евы, теперь к ним добавилось гадкое ощущение того, что ему не удалось понравиться ей так, как он того хотел. Её взгляд, её выражение лица без слов говорили о том, кого она в нем видит. 

Это был взгляд не знающего поражений завоевателя обращенный к очередному покоренному противнику. Конечно, все заметили его нелепые попытки соблазнить её, соблазнить как девушку, а не как насильницу. Но в итоге он соблазнился сам. И вместо желанного расположения и взаимности, та, к которой он уже успел проникнуться самыми нежными чувствами, поставила его на колени и заставила касаться ртом своего срамного места.

Гелла насильственно ввела ему в рот свой половой орган, но её подруги все видели и не сомневаются в том, что будь у неё побольше времени, Филипп сделал бы это добровольно, лишь бы угодить своей обольстительнице.

Филипп корил себя за то, что так легко покорился, подставился ей и не проявил ни капли гордости. Поспешил отдаться в её коварные объятия, в надежде на её милость, на её покровительство. Лучше бы он не давал волю чувствам, не лобызал её шею, как глупый щенок. Каким кретином надо было быть, чтобы допустить мысль о других варениках.

И всё же мысль о том, что его использует именно Гелла, а не Нана или Манана немного согревала его в эти горестные минуты. «Всё-таки я не просто так потянулся к ней. Она ведь пресекла бесчинство своих подруг, которые вот-вот меня бы покалечили. Но почему она меня так использует? Где тут благородство, если спасенного заставляют платить за своё спасение, такой несоизмеримой ценой» — Метался в раздумьях Филипп, продолжая отдавать дань своей требовательной завоевательнице. — «А что, если я не хочу, если я откажусь платить эту цену? Убьют меня? Пусть убивают. Всё равно после того, что они со мной сделали, жизни мне нет среди порядочных людей». 

Неожиданно придя к такому умозаключению, Филипп действительно решил прекратить всё разом: он перестал подмахивать шеей и отрешенно сомкнул губы. Гелла успела сделать ещё несколько толчков по инерции, пока не поняла, что её подопечный устроил саботаж в самый неподходящий момент.  Она взяла его одной рукой за волосы, а другой с яростью ударила по щеке, так что основание ладони приложилось под скулу, а пальцы хлестанули по виску.

— Не останавливайся! — Разгоряченно бросила она и вернула лицо бунтовщика обратно к работе.

И если бы Гелла не держала его волосы, Филипп бы от такого удара валялся на земле. А так, голова его осталась почти на месте, зато из неё вылетели все негативные саморазрушительные мысли, а вместе с ними необоснованные амбиции и неуместная гордость. Филипп продолжил исполнять волю несостоявшейся любовницы с чувством полного понимания собственного предназначения в её жизни. Он снова воспылал признательностью альфа-самке, осознал свою неблагодарность и забывчивость. Больше вагина Геллы его не смущала.

Гелла придерживала его затылок, как раз в том месте куда Манана нанесла свой чудовищный удар и Филиппу становилось легче от того, что рука строгой любовницы как бы массирует его начавшую гудеть голову. Левая щека его звенела после пощёчины, но это было заслуженно. 

Филипп снова поднял стыдливый виноватый взгляд на свою насильницу. Она совсем не была зла на него и кажется уже кончала. Филипп дождался, когда она обратит на него внимание и глазами выразил своё извинение. Как бы не занята была Гелла, она, кажется, поняла его и прощающее погладила между делом.

С рукой Геллы на затылке он чувствовал себя более защищённым от коварного нападения с тыла. Он понял, что это и есть, оказываемое ему покровительство, к которому он стремился. Он пришел к выводу, что эта самка не такая уж и бездушная и возможно даже, он нравится ей.

Филипп старался, старался изо всех сил, старался не разочаровать и Гелла выжимала из его рта всё что было можно. Стремительные толчки её бедер сотрясали его избитую голову, но правильные мысли не покидали её.

Вот она принагнулась, сдвинула его лицо чуть в сторону и замерла прижавшись к уголку его губ. глаза Филиппа намокли, несколько слезинок сомнительного счастья покатились по его лицу.

Затаив дыхание и крепко прижав ладошки к её ягодицам он чутко прислушивался к тому как все реже вздрагивают ее бедра, как они затихают и руки её сползают с его головы. С кошачьей нежностью он покусывал её нижние губы и водил языком по её волоскам, ловил губами её расслабившиеся ладони. Приложиться к ним как следует ему удалось только тогда, когда она отталкивала его лицо от себя. Падая назад, Филипп больно напоролся спиной на какой-то обуглившийся сучок, но он тут же забыл об этом любуясь Геллой с земли. Она одевалась. Боковым зрением Филипп уловил мельком брошенный ревнивый взгляд Мананы.

Нана

Только он успел приподняться и опереться на локти, как проворная Нана оказалась над ним. Она задом оттеснила ещё не успевшую застегнуться подругу.

— Погоди пять секунд, куда прешь то, лошадь! — Недовольно гаркнула Гелла и звонко шлепнула нетерпеливую плутовку по ягодице. И всё же уступила место.

Филипп цеплялся глазами за отходящую в сторону Геллу.

Не обращая на подругу никакого внимания, Нана поставила обутую в кроссовки ногу Филиппу на живот. У парня перехватило дыхание, он сжался изо всех сил напрягая мышцы брюшного пресса. Она нагнулась к его лицу, уперла руки в колени, вывернула голову как курица и искусно щелкая языком издала вызывающий мурашки стрёкот. Филиппу было не по себе. Он потерял Геллу из виду и теперь остался с Наной один на один. Нависнув над ним, не сводя с него диковатых глаз, Нана одну за другой пропускала свои ноги через штанины.

Освободившись от одежды, она взяла Филиппа за волосы и потянула вдоль земли. Руками и ногами помогая Нане тащить себя, Филипп попятился к лежащему сзади бревну. Нана радостно кряхтела и фыркала над ним.

Прямо перед глазами Филиппа тряслись и играли мышцами её покрытые золотистым мехом бедра. Но самое страшное было то, что скрывалось выше, у самого основания ее ног. Затаившийся между ними грозный бурый зверёк вот-вот собирался прыгнуть и присосаться к его лицу. Не выдержав гипнотизирующего взгляда этого вампира, Филипп повернул голову на бок. Изношенные кроссовки Наны топтались возле его головы поднимая пыль.

— Уху, — взяв высокую ноту пропела Нана, — ты что такой мокрый, мышонок? —  Ложись-ка вот сюда. Я тебе подушку приготовила. 

Покраснев от усердия, она наконец то уложила ещё мокрую голову Филиппа на свое пахнущее спортивной раздевалкой полотенце, которое лежало на бревне в качестве сиденья.

Не совсем понимая, что она хочет с ним сделать, Филипп снова посмотрел на бурого зверька. Тот был уже в десяти сантиметрах от его глаз. Устрашающе расправив крылья, мерзавец наконец прыгнул. Пушистый анус накрыл его рот. Нана нетерпеливо заерзала, подгоняя Филиппу свою дырочку. 

— Ну же, мышонок, давай.

Филипп никак не мог решиться высунуть язык. Нана приподнялась и осела. Пушистый мерзавец больно шлепнул мученика по губам и в прижатом к бревну затылке взвыла тупая боль. Филипп издал болезненный стон. Вампир получил желаемое. 

— Ага! — Нараспев воскликнула рыжая бестия.

— Извращенка! — Это был голос Геллы.

Филиппу показалось, что Гелла произнесла это с ревностью. Ему очень хотелось так думать.

Нана дорвалась до своего и с места в карьер пустилась в заезд. То и дело она требовательно подпрыгивала на своём живом седле, когда ей казалось, что Филипп недостаточно глубоко отдаётся ей.

— Мышонок, нам ещё далеко. Лучше поднажми, а то хуже будет. — Весело подгоняла его она.

Филипп изнемогал под её тазом. У него немели скулы. Язык устал и не слушался. Немыми стонами он умолял её прекратить, мыча просил пощады и сострадания, тщетно отстранял её руками. Она же непочтительно мяла ягодицами его мокрое от слез лицо, трогала себя пальцами и отдаваясь порывам беспечно давила собой его голову.

Страдала не только придавленная голова. Ноги его лежали на земле и так как были расположены поперёк к бревну, он постоянно напрягал их и поминутно подгибал под себя, стараясь таким образом облегчить положение не имеющей опоры спины и в особенности шеи. Он чувствовал себя заключенным в пыточное приспособление.

Мысленно Филипп взывал к помощи Геллы. Он знал, что она где-то рядом. Неужели она не видит на какие страдания она обрекла его, отдав на растерзание этой бешенной лисице. Почему она не остановит её. Ведь она способна это сделать. Стоит ей только сказать. Нана огрызнется, но послушается. И Манана её послушает. Ещё пару часов назад он не знал о существовании этой девушки, час назад он сжимался от одного прикосновения волчицы, а теперь он любит её и готов пожертвовать ради неё всем. Что ж, раз Гелла требует от него этой жертвы, она её получит. «Пусть я буду замучен рыжей задницей до смерти. Пусть Гелла это видит. Я принимаю это ради неё». —  Подобные мысли роились в отбитой ягодицами голове Филиппа.

Мастурбация подходила к завершению и нагрузки, оказываемые седалищем на лицо, достигали критической степени. Анальное отверстие девушки никак не желало расставаться с языком молодого человека. Так она и кончила, бесцеремонно сидя на его лице, бессовестно сошедшись с его ртом.

Наконец она оторвала свой зад от лица юноши. Филипп тотчас изможденно сполз вниз и вытянулся во весь рост, испытывая огромное облегчение. Но оставаться в покое и налегке долго ему не пришлось. Почти сразу после того, как Филипп улегся, Нана перешла на другую сторону бревна, к нему, села на его грудь и облокотилась на то самое полотенце. Ещё пребывая в томлении, она блаженно наклонила голову и водя осоловевшими глазами, рассматривала окружающую природу.

Лицо Филиппа касалось её живота. Он слушал как она дышит, как бьётся её сердце, как от голоса, вибрирует её утроба.

— Пиво осталось ещё? Эй, вы где? — Нана крикнула подруг.

Их нигде не было видно, но незабываемый голос Мананы доносился откуда-то издали. Оседлавшая Филиппа девица выпрямилась и загляделась на него, что-то соображая.

— Слушай, а ты чего на земле валяешься? Давай ка ложись сюда.

Нана стукнула ладошкой по дереву.

— Можно я здесь останусь? — Совершенно ослабленным голосом попросил разрешения Филипп. — Я очень устал, у меня всё затекло, всё болит. Не могла бы ты слезть с меня, мне тяжело.

— Конечно, не вопрос. Как скажешь. – Ласково согласилась Нана, всё ещё продолжая сидеть на груди юноши. Она тонко улыбалась и разглядывала его хитрыми горящими глазами.  – Да ты не волнуйся, тебе же так удобнее будет. – Вежливо настаивала она. – Давай я тебе помогу. – Предлагая помощь, Нана наконец встала с Филиппа и тут же, не прислушиваясь к роптанию измученной жертвы, принялась укладывать его на бревно.

Пресекая его робкие попытки подняться на ноги, она уложила его на стесанную поверхность и заботливо поправила полотенце под его головой.

Плутовка воровато огляделась по сторонам, потом как-то выпрямилась, вытянулась, даже встала в какую-то позу, вместе с тем приняла странное выражение лица, замерла вскинув руки и взмахнула вверх вытянутой ногой. С гимнастической грацией, с широким размахом, с чувственным замедлением, она перекинула ногу через бревно, так что теперь снова оказалась возвышающейся над протянутым под ней юношей. Продолжая демонстрировать хореографические таланты, она завершила свой пассаж, тем что снова уселась Филиппу на грудь, глубоко прогнулась вперёд и осанисто расправила плечи. Всё это время исполненный театрального драматизма взгляд Наны был направлен на единственного зрителя её представления – на Филиппа.

Юноша с беспокойством смотрел за выступлением голозадой актрисы. Нана сидела на его груди и мелко, но отрывисто и с оттяжкой двигала тазом. Потом решительно двинулась и чувственно прижалась передком к подбородку Филиппа. 

— Зачем? Опять? — С угасающей дрожью в голосе воскликнул обескураженный зритель.

— Не бойся, бить тебя не буду и больно не будет. – Скинув с себя образ, совершенно естественно и с некоторой строгостью заговорила актриса. – Просто лежи и губами шевели, как можешь. Я сейчас быстренько. Чем больше будешь мне помогать, тем быстрее закончим. Понимаешь меня, мышонок? Ты хочешь, чтобы всё побыстрее закончилось?

— Филипп безжизненно прикрыл веки и мелко вздрогнул подбородком.

— Вот и прекрасно. 

Нана навалилась передком на лицо Филиппа. Он обречённо приоткрыл губы. Не желая упускать возможность, рыжая решила немного схитрить и пока её подруги где-то шатаются, воспользовалась имеющимся в её распоряжении мальчиком ещё раз.

После изуверского сидения на лице, трение о губы оказалось не столь мучительным. Девушка сдержала обещание и не прессовала лицо своим немалым весом. Она просто касалась его языка, стараясь особо не налегать на рот.

Но сам факт того, что его снова насилуют, что уже второй час подряд к его лицу подносят половые органы, что он не может свободно дышать, не говоря уже о том, что он лишён свободы движения, путал и туманил разум впечатлительного юноши.

Лежа под использующей его девушкой, Филипп вдруг вспомнил про Настю, о которой он каким-то непостижимым образом совсем позабыл. Сходу обвинил её во всех тех бедах, которые свалились на его голову, как гром среди ясного неба. Проклинал и себя за то, что долго ждал её на скамейке, а потом за то, что не встал сразу и не ушёл после того, как получил от неё то роковое сообщение.

«Уйди я с той скамейки на минуту раньше, ничего того, что сейчас со мной происходит не случилось бы». – Терзал он себя. — «Я бы даже не узнал, что такое возможно. А теперь какая-то ведьма утюжит моё лицо, скачет на мне, как на ослике и нет никаких сил сбросить её с себя. Потому что женщины эти, как будто не женщины, а исчадия ада, прислужницы Сатаны. А ты, ты сделала меня своим рабом одними объятиями, и теперь бросила на съедение своей бессердечной подруге. Ах, Гелла, если бы ты просто была рядом… ты так нужна мне сейчас! А как звали ту…?» — Филипп не мог вспомнить имя Насти. Бурый зверёк терзал его губы.

Голоса Геллы и Мананы слышались все отчётливее. Вот уже и сами девушки показались среди деревьев. Нана глянула на них исподлобья и ускорилась.

— Нет, ты посмотри на неё! Да за это время уже два раза сделать можно было. — Возмущенно фыркнула Манана.

— А она и делает второй раз. — Проницательно заметила Гелла.

— Ну и ты иди второй раз. Есть же место. — Справедливо подсказала великанша.

Нана слышала их разговор, но как-то комментировать свои действия в такой момент сочла ниже своего достоинства. Презрительно отвернувшись, она продолжила свой уже третий заход. Мокрые кончики её волос вились перед ушами, губки были надуты и расслаблены. Руками она опиралась на бревно, а между ног тихо стонал Филипп.

Гелла мягко, стараясь быть, как можно деликатнее, подошла к подруге из-за спины. Манана осталась в стороне. 

Филипп почувствовал прикосновение знакомых рук.

— Гелла! — Мысленно воскликнул он.

Волчица расстегнула его джинсы и положила на него руку. Тело влюбленного юноши мгновенно отреагировало на это прикосновение. Затаив надежду, Филипп гадал, что ещё с ним может случиться после того, как Гелла разденет его. 

Трудно описать внутренний восторг, охвативший отчаявшегося бедолагу, когда он почувствовал, что член его входит туда, где некоторое время назад был его язык. Постепенно обжимая теплом своей массы, Гелла села на него до конца, и он сполна ощутил её. Ему захотелось увидеть её, но лежащий на глазах чужой лобок не позволял ему этого. Да ещё, как назло, в глазу мешался выпавший откуда-то рыжий волосок. Расходившийся бурый зверёк бил его по губам, терзал лицо. Филиппу казалось, что зверь уже съел всю кожу на его лице и теперь глодает его череп. Теперь Филипп был прикован к бревну в двух местах. Каждая из девушек занималась своей частью трофея.

Манана

Филипп не мог видеть лица Геллы, зато из-под нависшего над ним лобка он мог видеть её руки. Они лежали на плечах Наны. Отвлекаясь от своих мучений, юноша с упоением смотрел, как кончики пальцев его возлюбленной вжимаются в плечи рыжей подруги.

Сама Нана то и дело отклонялась назад и упиралась ладонями в бёдра компаньонки.

Две сидящие верхом на Филиппе всадницы были так нежны друг с другом, но так тяжелы и так жестоки к придавленному ими пленнику.

Филипп закрыл глаза. Он осторожно повел рукой и робко коснулся колена желанной насильницы. Чья-то кисть сжала его пальцы. Гелла крепко держала его за руку. Поняв, что это она, Филипп снова испытал облегчение, прилив духовной силы накатил, пробуждая мужское самолюбие. В который раз, атакующая его рот рыжая вагина, была встречена отчаянным отпором.

С ревом выдохнув, Нана вцепилась в бедра подруги. Гелла прижимала ладони Филиппа к своим коленям, двигалась и стонала. Наконец Филиппу удалось увидеть лицо своей прекрасной наездницы.

Дожидаясь Геллу, Нана продолжала оставаться на груди юноши. Сполна получившая своё, рыжая бестия подобрела и смягчилась. Она наклонилась к мальчику, гладя его лицо, убрала со лба липкие волосы и медленно поцеловала влажные, воспаленные, потерявшие очертания губы. Это растрогало Филиппа. Пытаясь понять, что за существо устроилось у него на груди, он с удивлением и растерянностью всматривался в слишком расширенные зрачки той, что безжалостно истязала его последние пару часов.

Впившиеся в запястья ногти Геллы вывели его из состояния задумчивого созерцания. Он невольно приоткрыл рот и язык Наны тут же проник в него.

Филипп прикрыл веки и представил, что это Гелла сейчас склонилась над ним и целует его, что язык волчицы вошёл в его губы и что Нана больше не разделяет их, а сидит на месте Геллы, сжимая его ногами вместе с бревном. Эта игра воображения закончилась изливанием семени в оргазмирующие гениталии Геллы.

Сгущались сумерки. Филипп сидел на бревне уперев локти в колени и обхватив лицо руками. Не верилось, что так долго лишавшие его свободы девушки, наконец-то насытились, слезли с него и разбрелись по сторонам. Все тело ныло и гудело, в голове царила прыгающая неразбериха. Происходящее казалось каким-то тяжелым, затянутым сном. Непонятно откуда возникшие, нездоровые любовные чувства, ещё больше усугубляли это бредовое состояние. В какие-то моменты тревога и головокружение становились настолько сильными, что Филиппу казалось, что душа и сознание его вот-вот отделятся от тела и он рухнет замертво.

Голоса и негромкий, но пугающий его смех, продолжали доноситься с разных сторон. Филипп хотел бы оказаться сейчас в другом месте, но где именно он определить не мог. Уж точно не дома. Оскверненный и выпотрошенный меньше всего он хотел бы сейчас испачкать прилипшей к нему грязью что-то дорогое и светлое.

По приближающимся шаркающим шагам он понял, что кто-то подошёл к нему. Филипп отнял руки от лица и открыл глаза. Когда юноша увидел, представшую перед ним картину, он пожалел, что не позволил душе отделиться от тела, когда была такая возможность. Прямо у него перед носом грузно и беззвучно покачивалась абсолютно голая, необъятная, татуированная фигура Мананы. Расписанные красно-синими чернилами цистерны её бедер закрывали собой и лес, и поляну и всё что ещё можно было увидеть в этой подступившей темноте. А полусфера её живота и остальная часть туловища, отрезали всё, что было над головой. Где-то под её наполненным пенным напитком пузырём, между гигантскими бедрами затаилось нечто ужасное. Колючий гад, отвратительный брюхоногий моллюск, выжидающе смотрел на парня из своей мягкой раковины.

Обезумевшее дитя сползло с бревна на колени и сжалось вниз, желая провалиться под землю. Юноша схватился обеими руками за толстое колено, запрокинул голову и исступленно взмолился:

— Я больше не могу, я больше не могу… — Снова и снова повторял он срывающимся шёпотом.

Порядком охмелевшая Манана на какое-то время потеряла Филиппа из виду и не желая делать лишних движений, шарила рукой по низу пока не нащупала его голову. Она взяла его за волосы и подтянула наверх. Колотясь и карабкаясь по её бедру, Филипп неистово умолял отпустить его.

Свободной рукой Манана замахнулась, чтобы, по обыкновению, отвесить упрямцу оплеуху, но будучи в благодушном отупении передумала и мягко потрепала его, оттянув щеку большим и указательным пальцами. Так и не произнеся ни слова великанша расставила ноги и приложила причитающий рот мальчика к себе. Филиппу показалось, что он провалился в теплый, сырой, опутанный паутиной погреб.

Следующие полчаса своей жизни он провел в этой темной яме с тяжёлым, почти не содержащим кислород, воздухом. Скользкие раскисшие плоды, заполнявшие яму, постоянно набивались ему в рот. Нужно было без остановки перебирать их.  Какая-то сила непреклонно заставляла его делать это, ворочала его лицо, задавала направление. Жёсткая паутина колола и прилипала к лицу.

В определённый момент Филиппу показалось, что погреб, в котором он сидел, стали заваливать комками сырой земли. Было ощущение того, что его погребают заживо. Когда никакой надежды выбраться из этой могилы уже не оставалось, всё внезапно прекратилось, тусклый свет высветил спасительную поверхность, удалось глубоко вздохнуть.

Сознание немного прояснилось, он обнаружил себя сидящем на земле, прислоненным спиной к всё тому же бревну.

Гелла и Нана убеждали Манану одеть юбку и забыть про потерянные трусы. Манана не сдавалась и продолжала поиски своего нижнего белья, кругами ходя по одному и тому же месту.

Филипп с безучастной тоской задерживал взгляд то на одной, то на другой паре длинных, растоптавших его достоинство, ног. Он лишь немного удивлялся тому, что, пройдя через весь строй этих бездушных вагин, теперь он почти ничего не чувствует. В осадке оставалась лишь какая-то смутная досада. Немного разобравшись, Филипп осознал, что досада эта, как ни странно, была связана с тем, что надругавшиеся над ним женщины, после всего того, что сделали с ним, вот так просто, собираются уйти и оставить его здесь одного. И в наибольшей степени претензии эти ощущались в отношении Геллы.

Манана натянула юбку. Трусы так и не нашлись.

— Вставай, идти пора. — Как ни в чём не бывало позвала Филиппа Гелла.

— Идите, я здесь побуду. — Равнодушно отозвался, обрадованный в душе юноша.

— Дурак что ли? Ну ка поднялся резко! — Распаляясь вмешалась Нана. — Темнота, место глухое. На маньяка нарваться хочешь?

Филипп удивлённо посмотрел на рыжую.

—  Чет приуныл он, девки. — Вяло заметила Манана, которая сама выглядела несколько уставшей.

— А может ты мусорнуться решил? — Продолжила наседать рыжая. — Ты что задумал, пацанчик? Сдать нас хочешь? И что, пожалуешься полиции, что тебя по очереди три бабы имели? Да в то отделение со всего города зеваки съезжаться начнут, чтобы на такого терпилу поглазеть. Будут тебя, как зайца за уши таскать и всем показывать. И будешь по сто раз всем пересказывать, как тебя, да куда… Ты хорошо подумал? Тебе это надо?

— Да не пойду я ни в какую полицию. Сама иди, раз всё знаешь. — С неожиданной дерзостью ответил Филипп.

Несколько секунд девушки молча смотрели на озлобившегося парня.

— Может усыпить его? — Неуверенно предложила Манана подругам.

Ответственность за принятие решения взяла на себя Гелла.

— Да что вы параноите. Не сдаст он никого. Он же свой, наш мальчик, так ведь, Фил?

Нана и Манана снова обратили на юношу недоверчивые взгляды.

— А вот, кстати, чуть не забыла… Гелла двинулась к Филиппу и на ходу завела руку назад, что-то доставая из заднего кармана шорт.

Филипп поднялся с земли, сел на бревно и тверже сжал в руке горлышко разбитой бутылки. Как оно очутилось у него в руках он не помнил. Когда он пришёл в себя после Мананы, оно уже лежало рядом с ним.

Филипп не смотрел на то, что достаёт Гелла. Всё его внимание было сосредоточено на её шее.

— Вот, держи, не теряй больше. — Гелла с любезностью протянула Филиппу его смартфон, не забыв при этом похвалить саму себя. — Не все же такие порядочные, как мы.

Филипп выдохнул и спрятал осколок бутылки в руке. Гелла наклонилась, дотронулась ладонью до его лица и прошептала прямо в ухо:

— Я напишу тебе. Номер твой есть. Не скучай тут без нас.

Она приложила горячие губы к одной щеке юноши и провела холодными пальцами по другой.

— Увидимся, малыш. — Выпрямляясь добавила волчица и опустив голову пошла к тропе.

Нана и Манана последовали за ней. Они шли минут пять, когда у одной из них зазвонил телефон.

«…Конечно, да не вопрос, дорогая. Уже едем… » — Неестественно ласково и заискивающее общалась с кем-то Манана.

— Короче, девки, тут такое дело… — обратилась она к подругам, после того как завершила разговор. — Симона в гости зовёт…

— Симона Блендер? — Оживляясь перебила Нана.

— А ты другую Симону знаешь?

— Так она же уехала вроде… Бабла подняла и уехала…

— Уехала, а теперь обратно приехала. Тусу устраивает.

— Что возьмём? А то не хорошо как-то с пустыми руками. — С энтузиазмом поинтересовалась Гелла.

— Ничего, говорит, не надо. Кайфа на неделю запас, говорит. Только…

— Что только? — Опять перебила Нана, расплываясь в счастливой улыбке, вызванной предвкушением чудесного времяпрепровождения, как минимум в ближайшую ночь.

— Только, говорит, мальчика мне привезите… хорошенького.

Процессия резко остановилась. Все переглянулись и одновременно повернули головы в ту сторону, где должен был находиться, брошенный ими в одиночестве юноша.

— Может другого найдём? — Чуть нахмурившись предложила Гелла.

— Да какого другого? Зачем другого? — Изумленно возмутилась Нана и не дожидаясь ответа, чуть ли не бегом понеслась назад.

— Убитый он какой-то. Сами видели. —  Задумчиво сказала Гелла и тоже тронулась обратно к поляне.

— Пока его возьмём, а там видно будет… — Стараясь развеять сомнения, успокаивала подругу Манана. — Да мы его сейчас вмиг в порядок приведём. Умоем во-первых, покормим, напоим, таблеточку дадим обязательно. Ему просто человеческого тепла не хватило. От того он такой расстроенный.

— Это у Симоны то он человеческое тепло получит? Я тебя умоляю. Ему только с её коллекцией страпонов познакомиться не хватало.

— А мы на что? Вот мы и компенсируем её… бесчеловечность. Тут, конечно, вся надежда на Вас, мадам Гелла… Он же к Вам, как бы, неравнодушен. Сейчас увидит, что ты вернулась, ну разве не обрадуется? Ты его за руку держи, когда она его перфарировать будет. А если попросишь терпеть и ублажать Симону, как если бы она была тобой, ради тебя, ради высших чувств, то мы точно там на всю неделю зависнуть сможем. Хочешь я его сама в перерывах отхаживать буду? Ну пожалуйста, Гель… я же никогда тебе не отказывала…

Манана сложила брови, изображая несчастную сиротку.

— Ну во-первых я не Симона. Я многое из её пристрастий не разделяю, да и по весу она меня килограмм на пятьдесят тяжелее. А во-вторых, это что, по-твоему, правильно? Нет, ты в самом деле считаешь, что это нормально, вот так играть на чувствах, манипулировать невинным мальчиком? И что вообще за манера у неё такая страпоны в людей пихать и ногами душить до полусмерти.

— Ну ладно, что-ты, в натуре. И она не только это любит, по-всякому… Да нормально всё будет.

Уговаривая подругу, девица-амбал кокетничала, как шкодливое дитя.

— Знаю я это «по-всякому». Лучше бы вообще не говорила.

Несколько шагов девушки прошли не разговаривая друг с другом.

— Да, блин, ничего святого. — Грустно ухмыльнулась Гелла.

— Так а я о чём.

В этот раз амбалка оскалилась во весь свой широкий рот.

Гелла с Мананой вышли на поляну и разглядели сидящих на бревне Нану и Филиппа. Нана одушевленно что-то говорила юноше, поправляла его волосы, гладила колено, смахивала мусор с одежды.

— … И вот мы идём такие, идём, — тараторила Нана Филиппу в лицо, — и я такая говорю «Ой девочки, что-то у меня душа не на месте. Как же это мы так Филечку одного там в лесу оставили. Весь день вместе гуляли, гуляли, а тут взяли и ушли без него». А Мананка и Геля тоже такие сразу: «Да, да, правильно! Мы как раз сами об этом думали. Надо вернуться», говорят, «Или с ним или никуда». Вот мы и здесь, как видишь. Вон и сами идут. А благодарочка тебе, кстати, классно так шлифанул мне! Ты прям джигит настоящий! Я тебе завтра сама цветы подарю. Что улыбаешься? Вот, бля буду, подарю. В жизни цветы никому не дарила, а тебе, Филечка, подарю. Сейчас пойдём вместе, к подружке заедем, чай, кофе, виски-миски, трава‐мурава… Да всё, что душе угодно. Чисто отдыхать будем. Ой, ты мой, сладенький…

Желтый фольксваген стремительно двигался по кольцевой. На заднем сиденье между Геллой и Наной нежился в тепле женского внимания Филипп. Гелла водила пальцами по его шее и затылку. Нана поглаживала его бедро. Манана сидела на месте штурмана и вела переписку с томящейся в ожидании Симоной.

Фото, на котором был Филипп, сделанное днём в парке на скамейке, очень понравилось хозяйке, и она с нетерпением ждала гостей.

---

---