Вареники 3.

---

Продолжение рассказа Вареники 2. После всех пережитых напастей, девушки пообещали Филиппу заслуженный отдых, но кое-что о пристрастиях своей подруги они утаили. Удастся ли парню избежать изнасилования страпоном…

Симона

Большая часть апартаментов новой люксовой многоэтажки оставалась ещё не заселенной. На придомовой территории продолжались работы по благоустройству.

Консьерж этого дома — пожилая женщина с жидкими, прилизанными волосами имела вид строгого коменданта, наделенного большой ответственностью и широкими полномочиями.

Отвечая на приветствия вошедших, консьержка — комендант за стойкой несколько натянуто улыбнулась. Остатки этой улыбки, но уже с оттенком брезгливости сохранялись на лице женщины, пока она разглядывала четверых, дожидающихся лифта посетителей. Как только двери грузоподъёмной машины сомкнулись за вошедшими в кабину людьми, лицо дамы обрело выражение скорби, будто ей было жаль вверенное в ответственность подъёмное устройство.

Совсем уже было успокоившийся Филипп, оказавшись в плотном окружении трех бесцеремонных девиц в тесном пространстве лифта, вдруг снова почувствовал растущую тревогу. Молчаливая отстраненность Геллы, неожиданная деловитость Мананы, чрезмерная возбужденность Наны, внушали неясные опасения.

Манана постоянно с кем-то переписывалась, а между делом поглядывала на Филиппа так, будто проверяла его наличие и целостность. В глазах Наны блистал бесовский задор, она была излишне услужлива и прилипчива. И лишь Гелла держалась холодно и прятала взгляд.

Если дорогой сюда у него была возможность оторваться от шальной компании, то сейчас, в этой поднимающейся по шахте кабине, оставался один единственный путь — войти вместе со всеми в квартиру,  в которой их ждёт… ждёт некая подруга и… и неизвестно кто ещё.

Здесь явно присутствует какая-то недомолвка. Она буквально витает в воздухе. Девушки что-то скрывают от него. Можно было заметить это и раньше, по пути из парка, но разве тогда ему было дело до каких-то женских секретов? Как он вообще мог что-то соображать после таких развлечений. Зато теперь это очевидно — они что-то не договаривают.

Словно угадав его мысли, Нана принялась отвлекать его.

— Ча-ча-ча, Филечка… — Напевала она, сочиненную на ходу песенку, при этом виляла бедрами и щекотала Филиппа.

— Угомонись, застрянем здесь! — Рявкнула на неё Гелла.

— Замри, шалава! — Добавила Манана.

Нана застыла с прижатыми к ребрам Филиппа пальцами и зашипела сначала на одну, потом на другую подругу.  Потом поднесла нос к лицу робеющего юноши и обнюхала его.

— Ммм, влажными салфетками благоухает. Как я его отмыла!

Надежды Филиппа на то, что лифт застрянет не оправдались. Двери разъехались в стороны и вместе с остальными он ступил на площадку тринадцатого этажа.

Дверь одной из квартир была распахнута настежь, открытый дверной проём почти полностью заполнялся внушительной фигурой хозяйки квартиры. Симона оказалась необычайно атлетичной девушкой. Она встречала гостей, стоя на пороге. Одна треть её босых ступней выступала в парадную, а пятки оставались в квартире. Именно это обстоятельство почему-то отметил Филипп, ещё до того, как успел разглядеть остальную часть девушки. Остальная часть девушки являла собой обильное тело, состоящее из упругих мышц, туго обтягивающих скелет. Едва завидев гостей, Симона пришла в радостное движение.

— Салам, бродяги! Как жизнь блатная? — Энергично и весело приветствовала подруг хозяйка.

Девушки поочередно обнимались, чмокая воздух. Пока Филипп размышлял, стоит ли ему обниматься с тем, кого он видит впервые, Симона протянула ему руку и представилась с самой радушной улыбкой:

— Симона.

— Фэ…

Молодой человек не смог договорить своё имя, потому что барышня так сжала его кисть своей широкой ладонью и так энергично тряханула её, что кинетическая волна, пошедшая по телу юноши, осекла его сбив дыхание.

— Филипп. – Представился парень со второй попытки.

Симона произвела на Филиппа вполне благоприятное впечатление, правда ему показалось, что для человека её комплекции она чересчур много и порывисто двигается. Она неутомимо металась по квартире, разгоняя по комнате наполненный своим запахом воздух и поминутно разражалась бодрящим громогласным смехом. Он с трудом увернулся от неё, когда она в очередной раз двинулась за чем-то и задев его плечом чуть не сшибла с ног.

— Ой, прости. — Бросила она на ходу и тут же забыла о нём.

Филипп покачнулся на одной ноге, и даже подумал упасть, но был подхвачен Наной, которая не упустила случая потискать и потрепать его.

— Спокойно, не падаем. — Радостно шептала она ему в ухо.

Апартаменты Симоны состояли из трёх просторных комнат и лоджии, на квадратных метрах которой можно было бы устроить ещё одну средних размеров комнату. В квартире стоял запах дорогой новизны. Длинная широкая прихожая вела в потрясающий по своим масштабам салон, включающий кухонную зону. Заметную часть пространства салона занимали пары мягкой мебели. На первый взгляд, диваны, кресла и пуфы, между которыми стояли кофейные столики, располагались вразброс, но за кажущейся небрежностью расположения угадывался дизайнерский шик, позволительный лишь для помещений достаточной площади.

Битый час у девушек ушёл на бесцельные хождения по комнатам. Симону осыпали вопросами о впечатлениях, вынесенных из пребывания в Америке. Её ответы вызывали бурный интерес и от того постоянно перебивались. Немало времени заняло знакомство с набитой вещами и обувью гардеробной. Поочередно ходили в душ, курили на лоджии, шушукались и гоготали. Всю эту непринуждённую суету Филипп с видом невозмутимого британского джентльмена наблюдал из кресла, попивая дорогой шотландский виски, который поднесла ему Нана.

Лишь ближе к полуночи все собрались в креслах и пуфах. На столиках появились напитки и рекреационные препараты, служившие в этом доме угощением. Из предложенных хозяйкой веществ, Нана и Манана сделали выбор в пользу раствора, который нужно было вводить внутривенно. Все необходимые для этой процедуры принадлежности лежали тут же в миниатюрном саке Louis Vuitton. Гелла и Симона предпочли таблетки.

Неожиданно для Филиппа, Симона всем своим присутствием обратилась к нему. Одарив его теплым сиянием светло-голубых глаз и легкой улыбкой, она спросила его своим ровным и зычным голосом: 

— Филипп, ты таблетки с нами или вмазываться с ними?

Юноша уже не удивлялся тому, что в устах девушки этот вопрос звучал так обыденно, будто речь шла не о наркотиках, а о каких-то сладостях. К тому же, этот вопрос, как бы, даже, и не оставлял ему иного выбора. И, если до этого момента Симона как будто не замечала его, то сейчас он вдруг почувствовал некое исключительное отношение хозяйки к своей персоне. Ему это польстило. Он бы не хотел выглядеть скучным и привередливым гостем, но всё-таки спросил:

— А таблетки эти – наркотики?

Этот вопрос услышали и другие присутствующие, они оставили разговоры друг с другом и с жаром накинулись на юношу.

— Да как таблетки могут быть наркотиками? Это лекарство! – Выпучив глаза возражала Манана.

— Это лекарственный препарат – МДМА. – Подхватила Нана. – До середины восьмидесятых годов двадцатого столетия прописывался врачами на право и на лево. Достаточно было пожаловаться на неудачный день. А потом взяли и запретили, как и всё хорошее. Зато прививки колоть по десять раз в год не запрещают…

— Экстези по определению не может быть наркотиком. – Внесла свою лепту и Гелла, но не столько для того, чтобы склонить Филиппа к тому или иному варианту, сколько, чтобы высказать своё мнение относительно не корректного употребления греческих слов. – Слово «наркотик» — от греческого narkotikós, что означает – приводящий в оцепенение, ступор. А от этой психотропной конфетки, можешь мне поверить, тебя ждёт обратный эффект. Хоть до утра скачи, если захочешь. А вот этот опиатный коктейльчик (Гелла указала пальцем на пузырёк) – это стопроцентный наркотик.

— Значит эти таблетки не наркотики, а антинаркотики! Правильно, Гель? – Торжествующе заключила Симона. – Ну что, Филипп, ты поддерживаешь наше антинаркотическое движение или с этими наркошами отвисать будешь? – Симона кивком указала на Нану и Манану и при этом весело подмигнула им.

Филипп расплылся в улыбке и, подняв руку, отдал голос:

— Я за антинаркотики.

Обе команды одобрили его выбор, отметили его умение принимать решения и пообещали ему волшебную ночь.

Таблетки выпили и запили. Едкая горечь никак не смывалась с языка Филиппа, а между тем, он уже чувствовал какие-то неясные пока изменения своего состояния. Гелла заметила его преждевременную озабоченность и снисходительно успокоила.

— Расслабься, дыши спокойно. Раньше, чем через полчаса не подействует. Пока можешь вообще забыть об этом. Оно само придёт, и ты этому обрадуешься.

Филипп попытался забыть о том, что он принял таблетку и ещё больше разволновался.

— Манан, уколешь меня? – Невинно улыбаясь, попросила Нана.

Она уже вытащила из сака ленту одноразовых шприцов и сейчас извлекала один из упаковки.

— Да не вопрос, родная. А меня потом, кто-нибудь чикнет? Гель? Ты как?

— Давайте я вас обеих чикну. Как раз время до прихода занять получится. Только прямо сейчас давайте. А то потом я вам по венам, как зингер строчить буду.

Все радостно хлопотали, шутили на перебой, искренно заботились друг об друге, старались ничего не упустить перед отправкой в психоделический трип и, вообще, всё обставить самым наилучшим образом, чтобы ничего не мешало комфортному пребыванию в изменённом состоянии сознания. Установилась необыкновенно теплая семейная атмосфера.

Гелла встала на колено перед креслом и выставила вперед согнутую в локте руку, в которой держала направленный вверх шприц.

Шприц был немного наклонен в сторону Наны.

— Защищайтесь, сударь! — С иронично серьёзным видом бросила вызов Гелла.

Нана, которая всё это время завороженно и терпеливо наблюдала за приготовлениями, немедленно подалась вперёд, развела скрещенные ноги, оторвала от предплечья проспиртованный тампон, взяла в зубы один конец резиновой трубки, предварительно накинутой узлом на её плече, другой конец перевязи взяла в свободную правую руку и отклоняя голову назад, затянула узел. Готовую к инъекции левую руку она положила на подлокотник и откидываясь обратно к спинке, ещё глубже осела в своём кресле.

— Я к вашим услугам. — Совершенно тонким и податливым голосочком отозвалась Нана. В этот момент лицо рыжей нахалки было озарено лёгкой, исполненной признательности, если не любви, улыбкой. Весь её облик, как бы говорил о том, что не только её распростёртая на подлокотнике рука, но и вся она сама, готова полностью и без остатка отдаться своей визави.

Гелла дотронулась до её предплечья, придавила большим пальцем область ниже локтя и плавно пустила иглу под острым углом к просвечивающей из-под кожи голубой дорожке. В нижней части шприца показалось и тут же ушло обратно в иглу красное облачко. Поршень медленно пополз вниз пока не уперся в дно цилиндра.

— Туше. — Тихо и сосредоточенно произнесла Гелла и быстрым движением вытащила иглу.

Все, включая Геллу, с огромнейшим любопытством наблюдали реакцию Наны.

На Филиппа же процедура внутривенной инвазии неизвестного препарата произвела чрезвычайное впечатление. Он внимательно проследил весь путь иглы, начиная от извлечения её из упаковки и заканчивая возвращением в колпачок и последующей отправкой в стоящий тут же бачок для мусора.

Теперь же, весь подавшись вперёд, он жадно поедал глазами Нану. От этого жаждущего взгляда не скрылось ни одно движение, ни одна черточка изменений, которые происходили на лице девушки после соприкосновения с рукой Геллы.

Сначала, в момент укола, лицо её сосредоточено вытянулось и едва заметно дрогнуло; пока шло вливание побледнело и даже тень беспокойства промелькнула на нем и вот теперь, когда шприц уже был извлечен, лицо её осветилось золотистым сиянием и приобрело черты истинного, непоколебимого блаженства. Не закатившийся, а как будто вознесшийся ввысь взгляд, отражал всю постигнутую мудрость вселенной, глубинное понимание замысла Творца, словом, это был лик пророка, которому Бог поведал истину.

Все молчали, сохраняя за Наной право первой нарушить тишину и донести до не прозревших ещё соплеменников хотя бы одно единственное слово, хотя бы один звук — откровение, ниспосланное свыше.

Нана приоткрыла губы, все присутствующие обратились во внимание и затаив дыхание, приковались немигающими взглядами к новоявленной мессии.

— Тут-э к’ао… (Франц. Tout est chaos – Всё хаос) — Пропела, скорее даже проговорила нараспев, вдруг ставшим спертым голосом, Нана. Впрочем, довольно сносно попадая в ноты, так что знатокам не составило бы труда узнать песню «Desenchantee» Милен Фармер.

Пропев эту фразу, Нана уперлась затылком в кресло и немного выгнулась вперёд, открывая белую шею и поднимая загорелую грудь. Она начала набирать воздух в лёгкие, но вдох остановился, а потом и совсем растворился, где-то на половине глубины. В последующие минуты Нана уже не могла бы с уверенностью сказать вдыхает она или выдыхает, и дышит ли вообще. Ощущение того, что набранный когда-то запас воздуха оказался достаточным для того, чтобы не беспокоиться о дыхании в ближайшие пару часов делало погружение в купель сладкого блаженства совершенно фантастическим.

Дожидаясь своей очереди на укол, Манана выпила разом аж две таблетки и теперь готовилась к самым непредсказуемым последствиям.

Ооги и хокку

Ночь казалась бесконечной, играющая песнь нескончаемой. Все самые добрые и приятные переживания, испытанные за всю предыдущую жизнь, пришли на этот бал любви в самом торжественном и праздничном виде, напомнили о себе все разом, растрогали восторженную душу. К ним добавилась масса новых, ещё неизведанных, ещё более сладких и радостных впечатлений. Любовь правила балом. Любовь лилась ото всех и ко всем. Любовь была в избытке, но она не была лишней. Даже Гелла в порыве психоделической эмпатии прильнула к Филиппу, ненадолго присела к нему на колени, но вскоре, как будто опомнилась, и нежно освободилась из его объятий. Впрочем, этого мгновенья хватило, чтобы внезапно вспыхнувший в ту минуту свет любви в её глазах вселил юноше надежду и составил тем неописуемое счастье.

Лишь с первыми лучами солнца тихий снаружи и бурный изнутри восторг стал плавно растворяться в неумолимо надвигающейся ясности. Негромко и размеренно звучала ласкающая тело музыка. Симона отрезвела раньше всех остальных.

— А я татуху в интимной зоне сделала. – Скромно объявила она.

— Ну давай, хвались, что там тебе напортачили. — Лениво прогудела Манана.

— С чего это напортачили? – Весело возмутилась хозяйка. — Я в студии в Элэй* делала, между прочим. В соседнем кресле Джеймс Франко сидел.

— Ну тем более тогда раздевайся, Филиппа стесняешься, что ли? — Подзадоривала Манана. — Не волнуйся за него, он и не такое видел.

— Да я может как раз тебе показывать не хочу. Ты сейчас увидишь, потом себе такую же побежишь делать, а я не хочу, чтобы у меня имитаторы были.

— Сама ты имитатор! Думай, что говоришь! Где мне там делать то? Я уже давно всё забила там. На смотри!

Манана задрала юбку и выставила на всеобщее обозрение то, что под ней находилось. Вся обширная площадь её интимных мест действительно была покрыта затейливыми изображениями.

— А что без трусов то? Потеряла что ли?

Симона вновь разразилась своим душераздирающим гоготом и просмеявшись добавила:

— Все равно не покажу. Потом. И чего это я Филиппа должна стесняться? Пойдём, Филик, в другую комнату. Я только тебе и покажу. — Симона протянула юноше свою руку, обращенную ладонью вниз. — Пусть тут сами без трусов сидят.

Получив приглашение от Симоны, Филипп торопливо обвел остальных девушек ищущим спасения взором. Он надеялся получить хоть какие-нибудь подсказки. Но подсказок не было. Гелла и Манана старательно молчали, хотя и следили за его реакцией с подозрительным любопытством.

Неожиданно для всех к разговору подключилась Нана, которая до сего момента витала где-то в облаках своих сладких грёз. Она сидела в неподвижном оцепенении на краю кресла; на сведенных коленях лежали сцепленные в замок руки; корпус наклонен вперёд, будто она собиралась встать; чуть не до конца закрытые веки приоткрывались наполовину, когда она, время от времени, клевала носом и потом плавно закрывались обратно.

Она на мгновенье оправилась от забытья и заговорила, нехотя преодолевая расслабленность голосовых связок. Удивила осведомленность Наны о предмете беседы, будто всё это время она участвовала в разговоре или, по крайней мере, прислушивалась.

Сначала она обратилась ко всем, а потом непосредственно к Филиппу.

— Филимон вообще красавчик… Ты сходи, глянь че там у неё. Нарисуешь мне потом.

Как только Нана закончила говорить, она тут же вернулась в состояние дремоты, словно и не выходила из него.

Сделанное Наной обращение подтолкнуло Филиппа принять, протянутую ему руку. При этом он не забыл сконцентрироваться и как следует напрячь свою кисть, чтобы Симона не пережала её до боли.

Осторожность эта оказалась не лишней, Симона действительно крепко ухватила его и вытащила из кресла таким мощным рывком, что Филипп буквально взлетел на ноги. Самой же барышне это движение не стоило никаких усилий. Кажется, она не вполне осознавала свою силу.

Уперев пальцы в талию гостя, хозяйка сопроводила его в спальню, чуть подталкивая перед собой.

В просторной, по форме близкой к квадрату комнате, имелась широкая двуспальная кровать, приставленная изголовьем к одной из стен.

Не дав юноше как следует осмотреться, импульсивная барышня усадила его на передний край кровати, встала перед ним и поджимая бедра, принялась задирать подол ситцевого платья.

Филипп опустил веки, отчасти из деликатности, а от части от того, что препарат ещё во всю действовал, и ему просто захотелось посидеть с закрытыми глазами, и прислушаться к приятным ощущениям внутри себя, особенно сильно наполнявшим его в какие-то неожиданные моменты. Сейчас был именно такой момент. Он не мог сказать с уверенностью, почему этот момент наступил именно сейчас. Возможно, этому способствовала смена обстановки — чистая и светлая спальня, укрывающая его от шумной компании, дарила ощущение тепла и покоя. А возможно — сама хозяйка спальни, энергично и благодушно суетящаяся возле него и желающая сделать что-то взаимно приятное.

Когда Филипп открыл глаза, Симоны рядом не оказалось, она была в другом месте комнаты.

— Лучше сниму его. — Комментировала она свои действия. — Так нагляднее получится. Да и жмёт оно, как выяснилось. Село, наверное, после стирки. Помоги, а…

Симона тщетно пыталась стянуть платье через голову. Оно никак не желало проходить через широчайшие мышцы её спины.

Филипп с осторожностью сапера подтягивал вверх натянутую ткань двумя пальцами обеих рук и вскоре совместными усилиями им удалось освободиться от стесняющего одеяния.

— Спасибо, Филик! Иди присядь туда, дорогой.

Филипп сел на указанное ему ранее место. Отсюда, с расстояния пяти шагов, он с трепетным восхищением рассматривал атлетическую поясницу гостеприимной хозяйки. Симона возилась с дорогой аудиосистемой, стоящей на элегантной тумбе, у противоположной стены.

Помимо прочего, в глаза бросались её синие трусы с орнаментом, составленным из забавных желтых птичек — персонажей какого-то мультфильма, и полоска синего бюстгальтера.

Со всех четырёх углов в комнату полилась расслабляющая музыка. Звук был настолько ясный и чёткий, что Филипп мог различать партии отдельных инструментов. В голове всплывали живые образы звучащих гитар, саксофона, перкуссий. Ещё немного и он уже мог видеть вибрации каждой отдельной струны и даже слышать их микродефекты.

А вот и сам маэстро! Она настроила плейлист, изящно развернулась, вскинув кисти, и под динамические всплески кошачьим шагом направилась к своему поклоннику. Филипп с восторженным умилением созерцал представшую пред ним камену.

— Вот смотри…

Симона приспустила трусы, так, что из-под них показался уголок её нижних губ. Татуировка, которую она так тщательно скрывала, представляла собой изображение развернутого веера с рисунками и иероглифами.

Боковые стороны веера сливались с паховыми складками. Верхняя образующая в виде волнистой дуги проходила на сантиметров десять ниже пупка. Нижняя часть изображения была окрашена алыми красками и поэтому обнажённые половые губы не сразу бросались в глаза. В средней части преобладал молочно-розовый цвет, в верхней трети — голубой.

— Ну как тебе?

Мнение Филиппа, конечно, очень интересовало Симону, но она уже давно поедала глазами его лицо, чтобы видеть его живую реакцию.

— Это бесподобно! — Восхищался юноша, завороженный телом девушки и работой художника.

— Это японский складывающийся веер ооги. — Поясняла обладательница картины. — Считается, что он приносит счастье и процветание. Видишь, — Симона ткнула пальцем в ломанные, ползущие по горизонтали, тонкие темные линии, — это дерево сакуры, на ветках и под ними сами цветы. Веера могут украшаться разными рисунками.

— А это что? — Филипп осторожно дотронулся пальцем до иероглифа. — Ты знаешь, что это значит?

— Конечно знаю! — Симоне, кажется, очень нравились заинтересованность Филиппа и вопросы, которые он задавал. Она охотно всё разъясняла. — Это хокку.

Услышав незнакомое слово, Филипп задрал голову и с собачьим непониманием уставился в рот Симоны.

— Хокку — японские минималистические стихи. Минимализм в поэзии. Этими иероглифами записан такой стих: «Цветёт сакура, лепестки опадают. Нежный аромат» ***.

— Нежный аромат… — Зачарованно повторил Филипп.

— Нравится, значит, говоришь?

— Ну ещё бы!

— Ну лайкни, если нравится. — Кокетливо предложила Симона.

Филипп помялся, не зная, что предпринять и в итоге неуверенно поднял вверх большой палец.

— Хм… Так что ли? Мы все-таки не онлайн. Мог бы и поцеловать. — Снисходительно намекнула полуголая фитнес-модель.

Юноша шелохнулся и замер в смятении. Следует ли ему касаться губами тела хозяйки дома? Всё как-то непредвиденно… Если так, то всё может зайти слишком далеко… Ведь они просто должны были посмотреть татуировку. Он ведь даже не думал о другом… или думал? А как же она? Ведь он… Эти таблетки…

«Сейчас, только поцелую её живот и деликатно дам понять, что у меня есть девушка» — Нашелся наконец Филипп и потянулся губами к вееру. В этот момент Симона резко подалась вперёд, толкнула лобком его лицо и при этом устрашающе ухнула.

— Гхам!

Пораженный молодой человек откинулся на спину и уперся на локти, уставившись на шутницу с ошарашенной улыбкой.

Симона с криком гоготнула.

— Ахах! видел бы ты сейчас своё лицо!

Находящиеся в соседней комнате девушки, услышав знакомый смех переглянулись.

— Я же говорила он ей понравится. — Заметила, довольная собой, Манана.

— Рада, что ей весело. — Не совсем радостно отозвалась Гелла.

Всё больше входя в азарт, Симона схватила с полки какой-то предмет, уперлась кулаками в кровать и со свирепым видом стала подкрадываться к Филиппу.

— Рррр… — Грозно рычала она, подступая всё ближе.

Паренёк с испуганной улыбкой попятился к изголовью кровати. Симона совершила прыжок и оказалась над мальчиком в коленно-локтевой позе.

Филипп пришел к твердому убеждению, что девушке с её весом и габаритами даже в шутку нельзя так набрасываться на людей. Одно неверное и движение, и она могла проломить ему грудную клетку.

— Боишься меня? Рррр…

Она оскалила зубы и играючи куснула плечо Филиппа.

— Ай… — Смущенно поежился и выдавил из себя нервный смешок юноша.

Зардевшаяся от забавы и довольная исполненной ролью, Симона выпрямилась, стоя на коленях над сжимающимся под ней гостем.

Филипп с ужасом осознал, что его голова находится прямо под центром тяжести мускулистой громадины. Обод нижней части её туловища навис над ним, как колесо легкового автомобиля, рисунок протектора этого колеса был ему до боли знаком.

Симона мягко присела ему на грудь, но Филиппу показалось, что на него наехала машина.

— Знаешь, что это такое? — Симона показала, находящийся у неё в руках предмет.

Ещё не оправившийся от потрясения Филипп взбудоражено разглядывал черный силиконовый фаллоимитатор, имеющий пазы для крепления на ремнях.

— Страпон. — Несколько удивленно ответил он.

— Правильно, молодец. Но это не просто страпон. Это ограниченная серия секс игрушек, выпущенных DC Comics. И во вселенной DC это страпон женщины кошки. Бэтмен, кстати, это прекрасно знает. Я его привезла из Лос-Анджелеса, но там эти штуки продавать нельзя, они производятся только для западной Европы.

— Почему в штатах нельзя?

— В головной компании Warner Bros. считают, что это может негативно сказаться на репутации супергероев и повлечет за собой спад продаж остальной продукции. Твиттер даже удалил картинку, где Бэтмен занимается оральным сексом с женщиной кошкой**.

— А где же ты его достала, если там продавать нельзя?

— Ха, внимание! Мне его подарил сам Зак! Зак Снайдер. Знаешь кто это?

Симона провозгласила это с такой гордостью и воодушевлением, что Филипп нисколько не усомнился в её словах.

— Да знаю. Режиссёр. Ты с ним знакома? — Спросил он с восхищением.

— Еще как знакома. Я с ним так близко познакомилась, что он лично привел меня на кастинг для одной из следующих экранизаций.

— Так ты прошла кастинг?

— Ну конечно прошла. Скоро ты меня увидишь в кино.

— Круто. Правда очень круто. — Искренне порадовался за девушку Филипп.

— Видишь, как хорошо иметь друзей в Голливуде. У тебя есть такие друзья? Нет? А хочешь я буду?

— Хочу, конечно. — Филипп просиял признательностью.

— Тогда считай, что это так. — Симона мило улыбалась, ласково заглядывая ему в глаза.

Она говорила всё медленнее и загадочнее. Низко склонившись над ним и дыша ему в лицо абсентом и мятной конфетой, она вкрадчиво задала вопрос:

— А ты станешь моим супергероем? Моим личным Бэтменом?

Провела страпоном по его подбородку и остановилась, приложив конец игрушки к нижней губе юноши. Приоткрыв рот, она выжидающее смотрела на парня.

— Не направляй это на меня. — Охладев и потеряв настроение попросил Филипп.

— А ты что, думаешь он в тебя выстрелит? Или брызнет чем-нибудь? — Отстраняясь, съязвила будущая кинозвезда. — Не бойся он не заряжен.

Юноша набрался духу и с грустью сообщил:

— Сожалею, но у меня уже есть девушка.

Симона с негодованием отбросила страпон и раздраженно фыркнула. Улыбка на её лице окончательно потухла.

На несколько секунд в комнате воцарилось напряженное безмолвие.

Филипп рассудил, что объяснять что либо, тем более спорить с насевшей на него, взбалмошной, обладающей чудовищной силой особой не самое лучшее решение в сложившейся ситуации, и решил отложить все объяснения до того момента, когда он выберется из-под неё.

К несчастью для Филиппа назревающий конфликт продолжал набирать обороты.

— А чего ты делаешь в моей постели, если у тебя есть девушка? — Тоном дознавателя, подловившего лгуна спросила она и тотчас привстала, воинственно нависнув над его лицом.

Филипп благочестиво молчал, пялясь на мультяшных птичек, сидящих на жирном бугре. Он не знал, насколько серьёзно следует относиться к её словам, но чувствовал, что добром это не закончится. Легкомысленный орнамент на её трусах сильно диссонировал с его предчувствиями.

— Впрочем, не отвечай, это твоё личное дело. Знаешь, мне не в первый раз разбивают сердце. — Продолжала Симона, запустив пальцы под трусы и с хрустом почесывая веер ооги. — Но, честно говоря, от тебя я такого не ожидала. Мог бы сразу предупредить, чтобы я тут не распиналась перед тобой за зря.

Она сокрушенно осела ему на грудь, в этот раз, совершенно не заботясь об осторожности. Филипп хрипнул и начал краснеть. Симона продолжала, не обращая на него внимания.

— Я уже смирилась с тем, что мне не суждено встретить любовь всей своей жизни. Значит таков мой удел, такова моя доля.

— Тяжело… — Еле смог выговорить Филипп.

— Да что ты говоришь! Ну спасибо, утешил. Ты не психоаналитик случайно? — Съязвила девица, но тут же обречённо вздохнула и продолжила смиренным тоном. — Всё потому, что я слишком добрая и доверчивая.

— Встань… — С мучительной натугой просипел Филипп, но Симона, как будто не расслышала его.

— А знаешь, что, пользуйся и ты мной. — Она заерзала на нём, расстегивая бюстгальтер. — Раз уж не дано мне быть любимой, буду любить сама.

Наконец-то она начала приподниматься. Филипп с ревом вздохнул и схватился за сердце. Симона встала на ноги. Балансируя на глубоком матрасе, она снимала с себя трусы. Филипп опасливо косился на её ноги, проминающие кровать прямо возле его головы.

— Ах, о чём это я?! — Вещая откуда-то с потолка продолжала она заниматься саркастическим самобичеванием. — Я слишком высокого мнения о себе. Возомнила бог знает что. Какая же я все-таки глупая, и кому я вообще нужна?

Закончив фразу, Симона дотронулась до своих грудей и фальшиво простонала. Томно глядя на лежащего в ногах Филиппа, провела ступней по его щеке.

— Молодой человек, лайкните, пожалуйста, бедную несчастную девушку. — Изможденно проговорила она, уперевшись в свои колени и прогибая поясницу вниз.

С тоскливой безысходностью Филипп смотрел, как его накрывает голая громадина. Витающие в воздухе недомолвки обрели совершенно ясные очертания.

— Я же говорю, у меня есть дв…

— О, дорогой, мне бесконечно жаль!

Тем временем, оставшихся в салоне гостей, продолжали накрывать волны блаженства и эйфории. Там царила гармония и безмятежность. Исполненная благодушия Гелла покачивалась на приливах энергии счастья и проявляла нежную сестринскую заботу к своим разомлевшим и лишившимся подвижности подругам.

Манана бодрствовала, много и охотно говорила, но не смотря на ненавязчивые попытки Геллы растормошить её, оторваться от дивана никак не могла.

Нана так и кемарила в своём кресле, лишь немного изменив позу. Через её отвисшую губу перелилась тонкая прозрачная нить розоватого цвета. Она свесилась на несколько сантиметров, пружинясь качнулась и пристала к подбородку. Меж губ надулся и тут же лопнул пузырёк и ещё одна ниточка потекла вниз.

— А что это у неё слюна такая? — Заметила Гелла.

— Не знаю… А, так это у неё жвачка во рту. — Догадалась Манана. — Вон фантик на полу валяется. Она ж любит эти детские чавкалки.

— Вытащить её надо. Поперхнется ещё.

— Надо бы вытащить, да. Потом другую зажует.

Гелла обрадовалась случаю поухаживать за временно недееспособной подругой и склонилась над Наной, с любопытством разглядывая её залитый сахарным сиропом подбородок.

— Стой! — Остановила её Манана, в тот момент, когда Гелла потянула руку. — Давай лучше я сама. Что-то и впрямь засиделась. Скоро, как она, розовые слюни пускать начну.

— А, давай давай! — Ещё больше обрадовалась Гелла.

Манана грузно восстала с дивана. Встав на ноги, расправила плечи, почувствовала приятную легкость и доложила о своём самочувствии:

— Нормально вроде так.

— Говорю же, давно тебе антинаркотические движения поделать надо было. Что сидеть залипать то.

Толстый указательный палец Мананы вошёл в рот Наны и коснулся тыльной стороны нижнего ряда её зубов. Нана рефлекторно подалась вперёд и два раза хорошо соснула. Потом, опомнившись отпрянула, вытолкала языком палец, широко открыла глаза и уставила на Манану ясный и удивлённый взгляд.

— Жвачка там у тебя, во рту. — Пояснила Гелла.

Ничуть не изменившись в лице, Нана перевела взгляд на Геллу.

— Выплюни жвачку. — Мягко улыбаясь, сказала Манана и подставила свою ладонь под рот.

Нана послушно сплюнула и все увидели в руке Мананы не разжёванную, и даже не надкушенную мокрую алую плитку.

— Даже не разжевала. — С теплотой отметила Гелла.

— Я не успела… — Растерянно, виновато улыбаясь, ответила рыжая.

— Это Геля заметила. Ей спасибо скажи.

— Спасибо большое!

Эта небольшая операция по очистке ротовой полости всех взбодрила. Нана встала с кресла, нашла влажные салфетки, протерла лицо, затянулась дымящейся в пепельнице самокруткой.

Гелла и Манана с интересом наблюдали за её действиями. Когда Нана надела солнечные очки, Манана не удержалась от вопроса:

— Ты куда собралась?

— Я пойду прогуляюсь немного. На улицу хочу.

— Да куда тебя понесло? Ты ж обдолбанная.

— Нее, всё норм уже. Я не далеко. Во дворе только потусуюсь чуток и обратно. Вы меня с балкона увидеть сможете.

— Не залипай там, смотри. И с незнакомцами не разговаривай.

— А со знакомцами можно?

— Нет тут у тебя знакомцев. Ни с кем не разговаривай.

— Хорошо, мамуля.

— Мобилу взяла? На связи будь. И со двора ни на шаг. – Строго отчеканила в назидание Гелла. — А чего босиком то? Ты у нас теперь йог что ли?

— Да пусть тело подышит. Я ж недалеко.

— Вернешься, сразу ноги помой.

— Да помою я, ну что вы меня совсем за ребёнка держите? Всё, чао. Никуда не уходите без меня.

Нана ступила через порог и плывущей походкой направилась к лифту. Консьержка на первом этаже с удвоенной бдительностью вгляделась в лицо и босую поступь, не вызывающей у неё доверия гражданки.

— Здрасьте. — С дружеской развязностью бросила ей Нана и переключилась на свою волну.

Комендант уязвленно пошевелилась и обиженно косясь, что-то забормотала себе под нос.

В квартале отсюда город уже напряженно шумел, а здесь, в малолюдном дворе утро ещё оставалось прозрачным и тихим. Последние капли росы подсыхали в белеющем воздухе.

Нана подошла к клумбе с цветами похожими на ромашки, только с желтыми лепестками. Над цветами усердно кружили две ранние пчелки. Девушка присела на корточки, чтобы получше разглядеть жужжащую парочку. Одна пчела выглядела крупнее другой, но та, что поменьше, казалась более привлекательной. Продолжая всматриваться, Нана заметила, что у той, что поменьше одна пара лапок обута в золотые сапожки. «Жена» — сделала заключение девушка.

Насекомые изрядно вымазались в желтой пыльце, но не переставали суетиться. Разглядывая растения, Нана вспомнила про данное Филиппу обещание, подарить ему цветы. Она обрадовалась возможности сдержать свое слово и стала выбирать несколько стеблей для букета. Все были хороши, но рвать их из-под носа у трудящихся насекомых ей не хотелось. Она решила немного подождать, пока они закончат работу и отправятся на свою пчелиную базу. Перед глазами у девушки медленно оседала золотистая пыльца, поднятая в воздух трудолюбивой парочкой. Веки Наны медленно закрывались вместе с плавно оседающими золотыми блестками. Когда они закрылись совсем, картинка стала ещё более тёплой и радужной. В её мыслях букет был уже составлен, но теперь ей захотелось обернуть его в шуршащую прозрачную обертку с серебристой лентой. Увидев воображаемый результат, девушка решила, что не плохо было бы сделать часть цветов белыми, а часть красными и разбавить их зелёными колосками. Окончательная композиция ясно предстала перед мысленным взором. Этот букет ей очень нравился, он вращался перед ней в воздухе, как неотличимая от реальности голограмма. Нана хотела потянуться за ним, но руки настолько отяжелели, что она не смогла пошевелить даже пальцем. А букет продолжал плавно вращаться, причудливо меняя ось вращения и всё глубже погружая рыжеволосую фею в гипнотический транс.

Какое-то нежное дуновение пронеслось над головой. Лицо обдал ароматный ветерок. Что-то тихо ухнуло и упало перед ней с мягким рассыпающимся шелестом.

Нана открыла глаза и увидела в жёлтых цветах, прямо перед собой, тот самый букет с зелёными колосками. На прозрачную целлофановую обертку и на бутоны белых и красных роз сыпалась золотистая пыльца подмятых желтых ромашек.

Выйдя из оцепенения, Нана с благодарностью посмотрела в светло-голубое небо, взяла возникший из неоткуда подарок, бережно положила его на руку и пошла обратно в квартиру.

Она уже вошла в подъезд и не могла слышать истошный женский вопль, раздававшийся из окна второго этажа: «В жопу себе засунь эти цветы… За двое суток ни разу позвонить даже не мог. Вали к своей шлюхе и шмотки свои забирай».

---

*   Лос-Анджелес.

**  Речь идёт о посте Зака Снайдера от 18 июня 2021 года.

***  Автор хокку – пользователь Рахеста (сборник «Эксперименты с хокку»).

Черный страпон

— Ну что, доберём? — Предложила Манана, очень медлительно наливая себе и Гелле небольшое количество виски.

— Да… уже можно, думаю. С добрым утром! — Расплываясь в улыбке, согласилась Гелла. Казалось, не было ни одного слова, которое не радовало бы эту девушку в теперешнем её состоянии, но всё же одна теряющаяся мысль, то и дело задевала её настроение. — А тебе ни кажется странным… уж больно тихо там у них… Жив он вообще? Как думаешь?

Манана невозмутимо вздохнула.

— Ну её то слышно же было, и не раз. Значит, нормально всё. Просто он у нас сам по себе такой тихий. Похоже они нашли общий язык.

— Ну давай тогда, за Филиппа! — Предложила тост Гелла.

— За Филиппа! — Поддержала Манана. — Но не за того ванильного мальчика, которого мы подобрали в парке, а за нового — зрелого и возмужавшего юношу, который выйдет… надеюсь он когда-нибудь выйдет оттуда… выйдет из спальни нашей несравненной Симоны.

Глоток холодного алкоголя ещё растекался по горлу Геллы, когда сквозь негромко игравшую музыку донёсся глухой крик созревающего мужчины.

Выпитый виски не дошёл до желудка Мананы, так как по пути весь впитался в пересохшую глотку. Девица заговорила, наливая следующую порцию:

— Ну вот, началось. А ты волновалась. Сделаю ка я музыку погромче. В нашем состоянии это противопоказано слышать. Мы сейчас слишком восприимчивы к чужим страданиям, но нам слишком хорошо, чтобы чем-то помогать. Давай просто мило сочувствовать.

— Ты сделай, — встревожилась Гелла — а я пойду к ним зайду. Не хорошо его одного с ней оставлять… в таком положении.

— Да не ходи пока. Пусть развлекаются. Ты же знаешь, это всё наркотическая сентиментальность. Скоро отпустит.

Гелла налила и выпила ещё пятьдесят грамм ячменного напитка, закурила сигарету и напряженно уставилась на пепельницу. Ритмично издаваемые гортанные охи и ахи, с каждым разом всё больнее раздирали душу девушки.

— Нет, я туда пойду. Просто рядом побуду. Всё ж легче будет.

— Тебе или ему? — Осторожно уточнила Манана, которой стало передаваться беспокойство Геллы. — Давай и я пойду, тогда. Идёт?

— Нет не надо. Ты посмотри, где там рыжая шарахается, а я к ним.

Гелла осторожно приоткрыла дверь спальни. Первое, что ей бросилось в глаза — был мощный стан Симоны, перетянутый чёрной сбруей. Она неторопливо и плавно покачивала задом. Самого юношу за её спиной не было видно, но рёв его звучал надрывно и ясно.

Входя в комнату, Гелла кашлянула, оповещая о своём присутствии.

Симона обернулась и с радушием заговорила:

— А, Гелик, заходи, будь как дома. Присоединяйся к нам.

Гелла подошла к кровати сбоку и теперь могла видеть скорчившегося под Симоной Филиппа. Чёрный силиконовый страпон проникал в него больше, чем на половину длины, снова и снова, заставляя его издавать эти ужасные звуки.

Завидев Геллу, он со стыдом уткнулся в подушку, пряча в ней лицо и глуша сдавленный рёв.

— Целка, походу, да? — Буднично вела беседу Симона. — Смотри как его корежит. А ведь я его без грубости люблю. Стараюсь помягче с ним быть. Хоть он и не заслуживает этого…

— Он что-то не так сделал? Что-то сказал? – С участием и состраданием спросила Гелла.

— Ай, да ну его на хрен… Забей… Ну сама же видела – пошёл татуировку смотреть: смотрел, смотрел, а потом и заявляет мне, что у него девушка есть. Зачем, спрашивается, смотрел? Чтобы девушке своей рассказать?

— Ты особо не сердись на него. У него сегодня не простой денёк выдался. Знаю, что говорю, сама постаралась. И девушка его действительно бросила, вот он и наговорил всякой чепухи от нервного потрясения. В голове у него всё перепуталось. Ты уж с ним поласковее, пожалуйста…

— Слышь, Филимон, за тебя какие люди впрягаются. Ты прямо блатной у нас. Странно, как такого мачо девушка могла бросить. Обычно наоборот бывает. Гель, я ж говорю, присоединяйся. Садись прямо на подушку. Всё равно он её всю обслюнявил.

Рассказывая о нехорошем поступке Филиппа, Симона непроизвольно добавила резкости, что не могло не отразиться на раздающихся в комнате стенаниях.

Гелла присела у самого изголовья кровати, погладила вздрагивающий затылок юноши, накрыла ладонью его вцепившиеся в подушку пальцы и понемногу взяла его руку в свою.

— Так, что там у тебя с девушкой? — Не останавливаясь расспрашивала Симона. — Поделись со мной. У нас ведь так хорошо всё начиналось. А знаешь, ещё не поздно начать всё с начала. Я отходчивая, долго зла не держу, ты только извинись правильно.

Филипп оторвался от подушки, поцеловал поддерживающую его руку и превозмогая боль, сообщил:

— Я люблю тебя!

Симона замерла, как вкопанная. На лице её застыла ошарашенная улыбка.

— Что? Что ты сейчас сказал? Повтори, пожалуйста, я не расслышала!

— Гелла, я люблю тебя! — Выпалил Филипп, воспользовавшись паузой.

— Так это Гелла твоя девушка? — С изумлением спросила Симона и медленно подала страпон на полную глубину.

— Ааай… — Филипп надсадно взвыл.

— Да нет же, — вмешалась Гелла, — говорю же, он всё путает. По голове сегодня хорошо получил…

— И кажется ещё не раз получит…

— Девушка его не пришла, я сама эти сообщения читала. Ну там, такая история, короче, вообще не вариант. Для него же лучше. А меня он с кем-то путает после удара.

— Подожди, так ты свою сучку мне подогнала? — Начала догадываться Симона. – Вот, сейчас, реально, тронута. Нет, правда, Гель, не ожидала. От души, родная, честное слово. Ну что, мачо, поздравляю, теперь у тебя есть другая девушка – и это я. Филик, а ты будешь меня любить?

Симона не двигалась, давая юноше шанс на правильный ответ.

— Я люблю Геллу. — Тяжёлым шёпотом повторил Филипп.

— Ну это ненадолго. — Симона втащила страпон. — Я буду трахать тебя пока ты меня не полюбишь. – Со спокойной уверенностью возразила она.

Чёрный поршень заработал в полную силу. Филипп неистово терпел, бился, кряхтел, отчаянно выл, рвал зубами подушку. Гелла испуганно гладила его взмокшие волосы, шептала, ловя губами его покрасневшее ухо:

— Да не упрямься, ты… Скажи, что любишь её…, скажи то, что нужно сказать…

— А спорим он и десяти минут не продержится. – С недоброй усмешкой предложила пари Симона. — Да нет, какие десять, пять минут. – Поднимала ставки она, заводясь и распаляясь всё более.

Зад Филиппа подвергался безжалостной пенетрации. Симона была на взводе. Что-то её очень сильно задело и гнев свой она вымещала не сдерживаясь. Отдельное удовольствие ей доставляло читать нотации своему подневольному любовнику.

— Только учти, что после того, как ты наконец-то решишься признаться мне, я буду трахать тебя ещё столько же времени. Это чтобы ты мог как следует разобраться в своих чувствах. Сейчас я тебе поправлю мозги. Сейчас ты вспомнишь и забудешь всех своих девушек. Поймешь кого ты любишь по-настоящему, кому ты принадлежишь и больше никогда не будешь пороть всякую чепуху. И когда я закончу с тобой, ты будешь моей покорной собачкой. Стыдливо и радостно будешь подбегать ко мне по первому зову. Но большую часть времени будешь скулить от тоски и выть от ревности.

После очередного чудовищного толчка Филипп, не понимая, что делает, схватил руку Геллы и вцепился в неё зубами. Её искаженное от созерцания происходящих страданий лицо, скривилось ещё больше. Она не вырвала руку и ничего не сказала Филиппу. Вместо этого она обратилась к Симоне:

— Ну всё хватит! Заканчивай!

— И не мечтайте. – Не сильно удивившись, и не обидевшись на Геллу, ответила Симона. – Сказала же, он сейчас признается мне. А потом, я ещё подумаю, принимать это признание или нет.

— Выйди из него!

— Не будь такой наивной. – С прежней развязностью в голосе, но с решительным отказом, не соглашалась Симона. – Он пытается тебя разжалобить. С каких пор ты такая…

— Выйди из него, я последний раз говорю! – С гневливым нетерпением перебила Гелла.

Симона продолжала сохранять какое-то жуткое хладнокровие и решимость довести дело до конца.

— Насчёт последнего раза ты права. Выйди лучше ты из комнаты и дай мне закончить начатое. Ты слишком близко всё воспринимаешь. Относись к этому проще. Иди, закинься там, чем-нибудь, для расслабления.

Гелла встала с кровати, с обманчивым безразличием шагнула вперёд и резко спросила:

— А как ты к этому отнесешься, сука ты отмороженная?

Молниеносный правый боковой удар влетел в лицо Симоны. Удар был так хорош, что Симона увидела его лишь тогда, когда кулак входил в её нос. Хорошо поставленный удар почти невозможно заметить и поэтому шансы увернуться от него стремятся к нулю. Любой другой от такого хука лёг бы в нокаут, но, к невероятному изумлению Геллы, Симона лишь шатнулась назад, запрокинула голову, крепче схватилась за бока Филиппа и удержалась на кровати, даже не выпустив страпон. Вернувшись в вертикальное положение, она фыркнула, из её носа хлынула кровь. Кровь заливала всё, начиная от губ и подбородка, заканчивая страпоном и спиной Филиппа.

С остервенелым упорством Симона снова качнула задом, вгоняя черный цилиндр в измученное тело. С пугающим спокойствием она ответила на заданный за секунду до удара вопрос.

— А вот как я к этому отнесусь. Сейчас я закончу начатое, а потом ты займешь его место. Это тебя устраивает?

Симона кашлянула кровью, которая пошла горлом и оросила мелкими брызгами половину лица Геллы, кровать и голову Филиппа.

— Нет, не устраивает.

Думая лишь о поражающей силе, Гелла со всего размаху всадила Симоне удар ногой в голову.

На этот раз сила и немалый вес самой Геллы выбили противника из тела Филиппа. Стоявшая на кровати на коленях Симона, съехала на пол, сразу же попыталась встать, но встряхнутый вестибулярный аппарат дал сбой: пытаясь, устоять на ногах, она пошла назад, пока не рухнула, задев при этом аппаратуру. Падая, Симона ударилась затылком о лежащие на полу гантели.

Сбитая аудиосистема заорала на весь дом песню «Beat The Bastards» от «The Exploited».

Обезумевший Филипп надевал штаны. Гелла победоносно смотрела на распростертую Симону.

К слову сказать эти гантели самых разных весов, находились у неё по всей квартире и как выяснилось представляли опасность. Симона лежала неподвижно. Между раскинутых в стороны, как-то странно подогнутых ног торчал черный страпон.

Оглушительные раскаты Beat The Bastards застали Манану на лоджии, где она курила косяк и тщетно высматривала Нану, периодически забывая, кого или что она должна увидеть.

Нана в это время уже пять минут, как стояла в прихожей, перетаптываясь с ноги на ногу с букетом в руках. Она смотрела на оставляемые босыми ногами следы и никак не могла определиться, стоит ей мыть ноги или нет.

От резкого звука Нана вздрогнула и перестала думать о своих ногах. Она быстро сообразила, что в квартире происходит нечто чрезвычайно увлекательное и предвкушая веселье вошла в салон. Манана тоже сразу поняла, что внутри начался нешуточный движ. Она зашла в салон с лоджии. Одновременно со всеми в салон со стороны спальни вошли Гелла и Филипп. Несколько секунд все оглядывали друг друга.

Вид окроплённой кровью Геллы и оглушительная панк музыка вызвали у Мананы сильнейший выброс кортизола и адреналина в кровь, она начала искать цель для нападения. Понятно, что никто из участников вечеринки для этой роли не подходил.

Нане воинственный облик Геллы казался очень привлекательным и внушал почтение. Явление Филиппа, хоть он и выглядел сильно повреждённым и подавленным, её несказанно порадовало. Она подошла, вручила ему цветы и потянулась к нему губами. Филипп поймал её подбородок, надавив большим пальцем на нижнюю губу, чуть отвернул и тепло поцеловал в щеку.

— Благодарю. А ты умеешь держать слово. — Сказал он ей в ухо, так, чтобы она могла расслышать. Какие-то стальные нотки слышались в его голосе. Нана заглянула ему в глаза и увидела там медленно остывающие, перекованные слои металлов. Только сейчас она заметила пятна крови на его футболке.

— Ты в порядке? – Спросила она так, будто иначе и быть не могло.

Филипп пытливо взглянул на неё.

— Есть ещё таблетки?

Тем временем Гелла говорила с Мананой, показывая рукой в сторону спальни.

Не вступая в разговор, Нана вытащила косяк из пальцев подруги и услужливо передала его Филиппу.

— Держи, затянись пока. Сейчас вместе закинем.

Филипп запивал едкую горечь, когда подошла Гелла и положила руку ему на шею.

— Проводишь меня? Утро уже.

— Это тебе.

Юноша взял, лежащий рядом букет и отдал его Гелле. Напряженное лицо девушки разгладилось и просветлело.

Филипп и Гелла ждали лифт, когда послышались звуки отпираемых замков. Из открывшейся двери соседней квартиры выбежал крепкого телосложения пёс. Это был рыжевато-белого окраса бультерьер с кожаным ошейником.

Увидев людей, он остановился и обернулся, чтобы посмотреть в приоткрытую дверь квартиры, из которой только что вышел, что-то понял для себя и стуча когтями, торопливо и деловито забегал по этажу, выборочно обнюхивая какие-то участки. С особенной бдительностью принюхался к ногам Филиппа и ткнулся мокрым носом в колено Геллы. Гелла зацокала языком и потянулась погладить животное.

— Тайсон, фу.

Отдавший команду мужчина выглядел так же крепко, как и его собака. И что самое удивительное, в лице хозяина присутствовали черты морды его питомца, если так можно выразиться, не исключая сходства глаз. Даже толстая золотая цепь на шее крепыша напоминала ошейник.

Мужчина с брезгливой настороженностью разглядывал странного вида парочку. Очевидно, наспех умытые лица и подсохшие пятна крови на их одежде вызывали у него неприятные ассоциации. Роскошный букет цветов в руках Геллы только усиливал его агрессивное недоумение.

— Это у вас музыка так долбит? — Спросил он с недовольством.

— Уже выключают. Пульт сломался. — Вывернулась Гелла.

— Глушите звук. Резче давайте. Здесь люди живут. — Отбросив всякий такт напирал сосед. — Тайсон, гулять!

По этой команде пёс бросился вниз по лестнице. Видимо пеший спуск и подъем был частью его выгулочного моциона.

Вернув себе величие физиономии, мужчина проворчал:

— Заезжаешь в люксовый дом, а там одни наркоманы, проститутки, рэперы!

Лифт подъехал, и сосед тронулся к открывающимся дверям, но неожиданная реплика Филиппа остановила его.

— Это ты сейчас к чему сказал? — Вызывающе глядя в глаза оппоненту, задал вопрос парень.

Сосед сначала опешил, но тут же преобразился в лице. Он как будто нашел выгоду для себя в этой ситуации. Возможность окончательно задавить силой, вызывающего у него презрение панка, привела его в зловещий восторг.

— Тебе разжевать что ли? Или так проглотишь?

— Разжуй, если зубов не жалко. — С безрассудной отвагой ответил Филипп.

Свирепея от такой неслыханной дерзости, со словами «Да ты знаешь с кем говоришь, псина?!»  мужик ткнул кулаком в грудь парню.

Сам не понимая, как это у него получилось, Филипп отбил толчок левой рукой и двинул правый прямой в верхнюю губу соседа.

Мужик шагнул назад, растерялся на пару секунд, изумленно выругался, хотел было ответить, но понял, что у него сильно шатается верхний зуб, а рот наполняется кровью. Он сплюнул красный сгусток, потрогал место удара, другой рукой потянулся к пояснице и истерично заорал: «Тайсон, ко мне!».

— Ну всё, тебе трендец, ушлепок! – Негромко добавил он.

— В лифт! — Воскликнула Гелла, у которой эта выходка молодого человека, вызвала не меньшее изумление, чем у соседа.

А Филипп и не думал уходить. Он отстранил Геллу за себя и пошёл развивать атаку, пока к противнику не подошло подкрепление. Но нанести следующий удар парень не успел: что-то пролетело, обдав холодом его левую щеку; с гулким стуком ударилось об лоб соседа и с жутким раскатистым звоном покатилось по полу.

Мужик всплеснул руками и упал на спину, как подкошенный. В руке у него был пистолет. Палец давил на спусковой крючок, но выстрела не последовало; оружие стояло на предохранителе.

Влетевшей в его лоб штуковиной оказалась пятикилограммовая гантель. Только сейчас Гелла и Филипп осознали, что музыка в подъезде стала слышна гораздо громче. Они обернулись и увидели, стоявшую в дверях Манану.

Её выпученные на каменном лице глаза неподвижно смотрели на поражённую цель.

Убедившись, что объект нейтрализован, она обвела взглядом Филиппа и Геллу и не произнеся ни слова, зашла в квартиру. Дверь тихо закрылась. Звуки музыки приглушились.

Филипп и Гелла посмотрели друг на друга. Гелла собиралась что-то сказать, но тут с лестничного марша вылетел запыхавшийся бультерьер. Он с заносом развернулся, каким-то образом, определился с противником и бросился на Филиппа.

Парень машинально прикрылся левой рукой. Пёс вцепился в предплечье, повис и разъярённо забился, мотая головой и изгибаясь всеми мышцами.

— Фу, блядь!

Гелла бросила букет, схватила ошейник, зажала пса между ног и стала душить его, выкручивая ремень. Свободной рукой Филипп наносил ожесточенные удары по морде зверюги. Зажатая в зубах рука трещала и немела. Бультерьер хрипел, фыркал кровью из разбитого носа, но челюсти не разжимал. Гелла рвала зубами ухо собаки у самого основания.

— Ствол! — Теряя силы крикнул Филипп.

— Держись!

Гелла решилась отпустить ошейник и кинулась за пистолетом. Почувствовав преимущество, пёс яростно мотнул головой. Филипп осел на колено. Пока девушка забирала оружие из бесчувственной руки, парень тянулся за гантелью.

Щелкнул предохранитель. Гелла выбирала направление для выстрела, чтобы не зацепить Филиппа. Филипп дотянулся до гантели. Одновременно с оглушающим огнестрельным хлопком, промеж глаз собаки саданула чугунная болванка.

Пёс вскулил и разжав челюсти, шмякнулся на пол. Его задняя лапа несколько раз судорожно дернулась. В ушах звенело. В носу стоял запах пороха. Музыку в квартире выключили.

— Святая Джессика! — Ужаснулась Гелла, глядя на укушенную руку. — Как себя чувствуешь? Можешь идти?

— Чёт хорошо так становится. С удовольствием прогуляюсь.

Гелла сначала подумала, что парень хорохорится, но его блаженная улыбка и сжимающиеся в экстазе челюсти подтверждали сказанное. Она вспомнила про выпитую им перед выходом таблетку.

— Ну ещё в Древнем Риме было известно, что раны победителей заживают быстрее, чем раны побежденных. Соберем трофеи? — Предложила воительница.

Молодые люди осматривали поле боя. Из-под собаки вытекала алая кровь. Рядом валялся букет из красно-белых роз. Во лбу у мужика запекалась темно-красная пробоина. Золотая цепь проходила по его подбородку.

— Шатаем? — Гелла вопросительно кивнула, указывая на драгоценный металл.

— Шатаем. — Утвердительно кивнул Филипп.

После обыска карманов к трофейному оружию и золоту добавились брелок от BMW и удостоверение подполковника ФСБ на имя Пусикат Семена Степановича.

— Доброе утро! — Улыбчиво пожелала Гелла коменданту, а когда отвернулась, отплюнула шерсть, попавшую ей в рот, когда она рвала зубами ухо Тайсона.

И Филипп с самым лучезарным видом пожелал консьержке доброго утра. В руках он держал розы, которыми прикрывал травмированную руку, подвешенную к шее с помощью метровой золотой цепи.

— Доброго. — Кисленько улыбнулась консьержка. — И чего они туда-сюда этот веник таскают? — Ворчала она себе под нос. — Третий человек уже его несёт.

После нескольких нажатий на кнопку электронного ключа молодые люди определили, где находится их завоеванное авто. Чёрный BMW X6 мягко завелся и бесшумно выехал с территории жилого комплекса. Прижимаясь к дороге, машина влилась в транспортный поток.

Золотая цепь

— Куда едем? — Подражая таксистам, спросила Гелла.

— В Мокрое. Дача там у меня. Родительская. Только сначала продукты закупим.

— Для меня на даче диванчик найдется? Сутки не сплю уже.

— Придумаем что-нибудь. – Значительно ответил хозяин дачи.

Гелла принюхалась.

— Тебе не кажется, что в машине кошачьей мочой пахнет?

— Собачьей, наверное. – Не всерьёз возразил Филипп и побрякивая золотой перевязью прибавил музыку.

Некоторое время они ехали молча, пока у Геллы не созрел один вопрос.

— А чего ты со своей решил?

Филипп всё пялился на дорогу и, наконец, ответил с выстраданной развязностью:

— С кем? Ты про Настю что ли? А она не моя и никогда ей не была.

— Вчера, когда мы познакомились, вроде другое говорил…

— Считай, что на меня снизошло откровение.

— И что всё это значит? Ты расстаешься с ней?

— Уже расстался. – Утомлённо пояснил юноша.

— А зачем ждал вчера?

— Ну, допустим, попрощаться хотел. Это уже не имеет значения. К чему эти разговоры?

— Да так… интересно стало. И всё-таки любопытно, что стало причиной такого решения? Почему вы расстались?

— Я же говорю, это и расставанием то назвать нельзя, мы никогда не были по-настоящему вместе.

Уклончивые ответы парня ещё сильнее разжигали любопытство Геллы, а это в свою очередь тяготило и раздражало Филиппа. Он бы и рад был ей всё объяснить, но мозг его был занят осмыслением того, что с ним происходит в данную минуту. Чуть менее того, его беспокоило то, что с ним произошло за последние сутки, поэтому вопросы о бывшей, какими бы существенными они не казались ему до этого, оттеснились на самый дальний план. И всё же он уступил девушке.

— Есть ещё кое-что, но я не хотел бы об этом говорить… — Начал он осторожно, в расчёте на то, что разговор этот не продолжится или хотя бы отложиться на неопределённое время.

— Фил, говори, говори сейчас же. Отныне, между нами, не должно быть никаких секретов. Мы особиста гопнули. После того, что мы сделали, ты и я, мы теперь вместе, мы связаны друг с другом, у нас есть взаимные обязательства.

— Извини, но, может в другой раз, как-нибудь. Да это и не секрет. – Отмахиваясь кистью, мялся юноша. – Просто не хочу травмировать твою психику. Всё это слишком омерзительно, я считаю тебе не следует этого знать.

— Фил, я тебя сейчас порву, как Тузик грелку, я сейчас на встречку вырулю, говори быстро, меня уже просто распирает от твоих загадок!

— Ну хорошо… только не жалуйся и не обижайся потом… – Филипп собирался с духом; он уже почти готов был поделиться какими-то глубоко личными и мучительными переживаниями. – Она… она…

Гелла вся обратилась во внимание, всё её существо рвалось навстречу незаконченной фразе.

— Ей нравится стремная музыка… – Тоном человека, признавшего роковую ошибку, произнёс Филипп и отвернулся к окну.

Гелла замерла и затаилась.

— А вот теперь реально страшно!

Она всё-таки решилась пойти на встречу своему страху и стала подкрадываться ближе.

– Боюсь даже спросить… Ну ладно, сама напросилась, что именно?

— Это самое гнусное из того, что я слышал в своей жизни.

— Хорошо, скажи, что за трек? Кто исполнитель?

— У меня язык не повернётся произнести это.

— Скажи мне на ухо, выговорись, Фил. Не держи это в себе.

— Это… — Филипп скованно шевельнулся, тяжело подался вперёд и прильнув губами к уху Геллы прошептал.

Теперь уже Гелла с исказившемся от ужаса лицом, тяжело и нетвердо, как будто её ударили чем-то по голове, откинулась на подголовник. Она покосилась на Филиппа, так, будто только что увидела человека, проглотившего живую крысу.

— Святая Джессика! Если то, что ты сказал — правда… что ж, «поздравляю», ты встречался с конченной психопаткой. Я бы ей на прощание не цветы дарила, а привязала к скамейке и отхлестала розгами. – Гелла вся так и кипела от негодования. — Жгла бы её по голым ягодицам, пока вся жопа малиновая бы не стала.

— О, не сомневаюсь, ей бы это понравилось. – С мечтательной иронией заметил Филипп.

Гелла строго взглянула на него. После некоторых раздумий она заговорила.

— Я тоже хочу тебе признаться кое в чём… Мне это знакомо…

— Ты знаешь людей, которые слушают такую музыку? – С нарастающим отвращением спросил Филипп.

— Нет, нет… дело не в этом. У меня нет таких знакомых, но… было кое-что не очень, так сказать, правильное…

— Доверься мне. Я умею хранить тайны. А коли уж речь идёт о твоих тайнах, то это для меня не только дело чести, но и священный долг.

— Я знаю… Фил, пойми, я всецело доверяю тебе… просто мне сейчас так тяжело об этом говорить.

— Что ж, выговорись… Чтобы там ни было, знай, я всегда буду на твоей стороне.

— Короче… мне знакомо, какого это быть в отношениях с социопатом. Я встречалась с одним.

— Как долго?

— Три раза… в течение двух недель.

— Ну… конечно это не мало, но вроде бы не так уж и долго…

— Хм… Не так уж и долго, да. Но… а если я скажу, что за всё это время у нас ни разу не было секса?

Как бы Филипп ни старался держаться хладнокровно и сохранять беспристрастность, когда он услышал эти слова его прошиб липкий пот. Он медленно повернул голову и испуганно посмотрел на Геллу. Её пальцы нервно сжимали руль, плечи напряглись, на помрачневшем лице пятнами выступил румянец.

Как не было? — Изумленно просипел он.

— Вот так. Не было и всё.

Гелла набрала полную грудь воздуха, погружаясь в какие-то тяжкие воспоминания.

— На третьем свидании я его напоила. Ну как напоила, три рюмки еле-еле выпить заставила, и потребовала ясности.  Давай, говорю, на чистоту, чего тебе от меня надо? Прикинь, что он мне отвечает: я, говорит, прежде чем сделать следующий шаг, хочу быть уверен, в том, что мы двигаемся в правильном направлении и что в последствии никто из нас не будет ни о чём сожалеть.

Ты какого хера, меня по клубам и ресторанам таскаешь, если весь такой неуверенный?! Я тебе, что? эскортница какая-нибудь, чтобы на светских раутах тебя сопровождать и байки твои выслушивать?

На кой хер ты меня в первый раз из дома вытащил, если не был уверен в том, что тебе это нужно? Ну ладно, пригласил в первый раз, не смог сблизиться, это ещё можно как-то понять. Но после то что? А я перед каждой встречей голову мою, бельё новое одеваю, для чего спрашивается? Чтобы потом ночь не спать, маяться, думать, где же я срезалась, что не так сказала, не так сделала? А эта скотина всё определиться не может, оказывается!

Филиппа уже начинало трясти от негодования.

— Вот же ж больной ублюдок! — Запальчиво вскрикнул он. — Да он просто использовал тебя! Использовал, как…  как какую-то собеседницу!

— Я бы даже сказала слушательницу. — С грустной отрешенностью поправила его Гелла.

— Тормози, тормози! — Воскликнул Филипп.

Машина резко качнулась и остановилась, едва не задев микроавтобус.

— Блин, прости. — Глаза на стоп-сигналы смотрят, а мысли куда-то в прошлое унеслись. Голова вообще не варит.

— Съезжай с трассы. Тебе надо передохнуть. Нельзя вести машину в таком состоянии. И нечего передо мной извиняться. Да кто вообще способен пережить такое и не сломаться, не озлобиться, остаться человеком.

Гелла взглянула на Филиппа взглядом полным почтительной благодарности.

— Фил… спасибо тебе! Как трудно встретить кого-то, кто способен выслушать и понять тебя. Не осудить, не проигнорировать, а понять по-настоящему, и поддержать. Говорят, что Бог не посылает нам непосильных испытаний, поэтому, что бы там ни было, пройдя через них мы должны оставаться людьми, не очерстветь и не потерять веру.

— А я вот ещё думаю, что Бог нам посылает такие испытания, чтобы мы могли услышать волю его и вершить правосудие, наказывать подобных уродов! Кто-то ведь должен его остановить.

Юноша всё более распалялся, его охватило какое-то лихорадочное возбуждение. С жаром и как будто в беспамятстве он стал изрекать неизвестно как пришедшие ему на ум строки из Библии:

«Да постыдятся и посрамятся те, кто ищет жизни моей. Пусть с позором повернут назад замышляющие против меня зло. Пусть станут они как носимая ветром мякина, когда их погонит Ангел Господень. Да будет их путь темным и скользким, когда Ангел Господень их преследует. За то, что они мне раскинули сеть без причины, и без повода вырыли яму, пусть нежданно придет к ним гибель – пусть опутает их сеть, что они раскинули, пусть падут они в яму на погибель себе. А моя душа будет радоваться о Господе, возликует о спасении от Него» *.

— Эк же тебя взяло, дружок!

Желание Филиппа свершить акт высшего возмездия было велико, но с ним боролось его другое желание — отдаться наркотическому экстазу и полностью расслабиться. В итоге благородные порывы его пламенного сердца одержали верх над низменными страстями, и он решительно заявил:

— Поехали к нему! Немедленно! Я заставлю этого урода трахнуть тебя.

Тронутая до самого донышка души Гелла, свернула на съезд, проехала до лесополосы и остановила машину в уединенном месте.

— Фил, дорогой мой, давай забудем о нём. Считай, что его больше нет. Выброси это из головы.

— То есть, как это выброси? — Не унимался разгоряченный юноша. — Он воровал твоё время, дразнил твои чувства, ковырялся в твоей душе. Быть может прямо сейчас он приглашает на свидание кого-то ещё. А кто знает сколько таких как ты у него было до тебя. И всем он морочил голову вздором, вроде того, что хочет быть уверенным до конца. Да бог с ними с другими, я считаю своим долгом стоять за твою честь. Для меня это теперь вопрос кровной мести. Я буду требовать сатисфакции! И что значит его больше нет? Где-то же он должен быть. В каком он сейчас городе? В какой стране? На каком континенте он сейчас находится?

Гелла не на шутку обеспокоилась состоянием молодого человека, она почти умоляла его:

— Фил, успокойся, пожалуйста. Его нет. Нет совсем. Нет на этом свете.

— Нет совсем? — Растерянно переговорил Филипп.

— Совсем. Тебе следует знать ещё кое-что. — Девушка сощурилась, глядя в пространство, потом подняла на Филиппа печальный взгляд и начала рассказ.

— На третьей встрече я намеревалась всё прояснить, а в итоге всё стало ещё запутаннее. На следующий день после того свидания мы сидели у Мананы, дегустировали коньяк и тут от него приходит: «Мне кажется мы достаточно хорошо узнали друг друга. Думаю, нам лучше остаться друзьями». Я в немалом изумлении показываю это сообщение. Что-то не понимаю, говорю, как это остаться друзьями?! Мы разве ими были? Мы же ничего не сделали. Хотела ответить, да я в таком состоянии уже была, буквы друг в друга тыкались. Манана ему за меня отписала: «Всё норм. Сейчас у подруги. Не хочешь присоединиться? Как друзья?».

Он спрашивает: «чем подруга занимается?». Манана честно ответила, что она фитнес-тренер. От моего имени, естественно. Этот олень соглашается: «Ок. Скидывайте локацию. Как бизнес-тренер с удовольствием пообщаюсь с фитнес-тренером». И эмоджи восторженные прибавляет, падла. Приехал, увидел Манану, стушевался немного сначала. Потом освоился и давай её мотивировать. Мотивировал, мотивировал… — Гелла сделала нерешительную паузу, виновато посмотрела на Филиппа и тихо добавила, — и умер…

— Как умер? От чего? — Ошеломленно забормотал Филипп.

— Нет, ты не подумай… это был несчастный случай. Манана учила его делать толчок двухпудовой гири. И эта гиря случайно упала ему на голову. Вернее, он сам на себя уронил её. Два раза. Сначала с левой руки уронил, потом с правой. Не смог выжать до конца… и уронил… прямо себе на лицо.

— Постой, но как же?

Филипп взволнованно пытался представить картину этого досадного и нелепого происшествия.

— Если он после первого раза уронил себе на голову или, допустим, на лицо, ладно не суть, тридцать два килограмма, он что, всё равно продолжал попытки выжать её?

— Ах, да не знаю я в точности, как там всё было. — Гелла раздосадовано махнула рукой. — Так Манана рассказывала. Я сама при этом не присутствовала. Но чувак упокоился безвозвратно, в этом я уже лично убедилась: не бременит больше землю, не бесчестит свет своим низменным присутствием. Вызывать никого не стали. Волокиты много было бы, день пропадёт, считай. Да и потом затаскали бы. Ну что нам оставалось с ним делать? Решили сложить куда-нибудь временно, а потом похоронить как положено. А хоронить, это тоже, место искать надо, копать, таскать, в общем, тот ещё гемор. И тут Манана, вот что предлагает: зачем, говорит, мы его закапывать будем, когда можно его в дело употребить. Он не жирный, подтянутый, в нем только цельного мяса килограмм на пятьдесят выйдет, не меньше. А она ведь диетолог к тому же, ну там соотношение белков, жиров, углеводов считает, и всё такое, понимаешь о чём я? Так вот, мы посоветовались и решили его разделать, чтобы потом натуральный пищевой протеин был… Манана она диетолог…

Филипп не верил своим ушам. Он пытался уловить смысл сказанного, но никак не мог до конца понять Геллу.

— И… и что вы потом сделали с протеином?

Гелла совсем растерялась, как-то по-детски стеснительно заулыбалась и глядя Филиппу в глаза немигающим добродушным взглядом, робко произнесла: «Ели…».

Потрясенный до крайности Филипп вытаращился на Геллу. Девушка застенчиво потупилась, сжалась, вытянув вниз скрещенные руки и неуверенно улыбаясь добавила:

— Блюда разные готовили…

— Ну и как… вкусно? — Выдавил из себя Филипп, когда к нему вернулся дар речи.

— Да вкусно, очень даже. — Оживляясь, скороговоркой заговорила Гелла. — Манана она вообще хорошо готовит. Она домовитая, хозяйственная. Из неё прекрасная жена получится. Правда не всякий мужчина с ней уживется, и, конечно, не всякий подойдёт. Ей такой мужик нужен, такой конь конкретный, которого она объездит сначала, а потом в стойло поставит. Но своего она не нашла пока. Хрупкие какие-то все попадаются. Ломаются быстро.

А кости мы не варили. Мы их в приют для бездомных животных отдали. Нам благодарственные письма вручили. А голову Нана себе забрала, из-за черепа. Она из него такой шикарный сувенир смастерила. Осколочек приклеила, лаком всё покрыла и на полированной подставке закрепила. А к подставке шильдик медный приделала с гравировкой: «Memento mori» **. Ну как у римлян. Нана она таксидермист вообще по специальности. У неё дома много чудесных поделок.

— Таксидермист — это кто чучела из животных делает? Это она с мертвыми животными работает получается?

— Да, именно. Заказы у неё всегда есть. Охотники в основном, ну и так, чудаки всякие. Но она, в последнее время, мало работы берет. А то, что с мертвыми, то правда, конечно. Она сама так и говорит: «Не люблю живых». Что поделать, натура такая.

А насчёт вкусности, я ещё вот что хочу сказать. Знаешь, вот ешь ты его, вкусно вроде, но потом вспоминаешь, как этот человек обошёлся с тобой, и поперёк горла он тебе становится. Короче, сложно всё это. А ты что задумался, малыш?

Филипп встрепенулся.

— Я думаю, вот жил себе человек, ни рыба ни мясо. Честно говоря, по мне так, говно был человек. А вот умер и сколько пользы людям принёс. И даже животным в приюте помог.

— Да, от окружения многое зависит. Характер характером, но вот попал он к нам в компанию и видишь, как изменился. Да и бог с ним. Жил грешно и умер смешно, как говорится.

Рассказывая о том этапе своих отношений, когда её бойфренд был уже не живой, Гелла всё больше веселела и теперь была в самом благоприятнейшем расположении духа.

— Кстати! — С восторгом воскликнула она. — Он же ещё немного остался у нас! В пельменях. В морозильнике. У Мананы лежит ещё! Ты непременно должен его попробовать. Я даже тебе свою порцию отдам. Я им уже сыта по горло! Ха-ха! Каламбур какой-то получается.

Настроение Филиппа тоже заметно улучшилось, он был счастлив таким благополучным исходом тех извращенных отношений, в которые Геллу втянул какой-то чокнутый социопат. Но предложение отведать этого психа на вкус его несколько смутило.

— Эм, я, пожалуй, пас. — С замешательством отказался Филипп.

— Серьёзно? Ты что?! Где ты такое ещё поешь? Манана и лук и чеснок в фарш добавляет и специи всякие. А тесто какое тонкое! Только она своим весом так раскатать может. Это даже не пельмени, а хинкали настоящие. Я только для простоты их пельменями назвала.

— Гелла… — С трудом подбирая слова, заговорил Филипп. — Ты не обидишься, если я не буду его есть? Их, вернее… не буду есть хинкали.

Гелла с умилением вгляделась в лицо Филиппа.

— Да нет, конечно! Ну ты что, Фил! Да какие могут быть обиды? Ты о чём вообще! Если ты веган или что-то в этом роде, то я всё прекрасно понимаю. Я уважаю твой образ жизни! Твою точку зрения! Короче, всё, нет, так нет, проехали.

Филипп с почтительным удивлением выслушал девушку и секунду подумав, сказал:

— Я пока ещё не веган, но возможно им стану, в самое ближайшее время.

Юноша опять над чем-то задумался, и когда Гелла снова встретилась с ним взглядом у неё по коже побежали мурашки. Филипп смотрел прямо ей в душу.

— Ты говорила про Манану, про то, какой мужчина ей нужен… А какой мужчина нужен тебе? — Продолжая жечь её взглядом спросил Филипп.

Сама от себя того не ожидая, Гелла смутилась и отвела глаза. После нелегкой паузы она ответила.

— У меня уже есть мужчина.

— Ты его любишь?

Гелла нервно провела пальцами по шраму и тут же одернула руку.

— Люблю.

— А он тебя? — Хладнокровно вёл допрос Филипп.

— Думаю да. — С двусмысленной улыбкой ответила девушка.

Юноша выглядел спокойным, говорил тихо, но твердо, стальная уверенность звучала в его голосе.

— Кто он? Скажи кто он! Я отожму тебя у любого, это лишь вопрос времени. Так, как я, тебя никто любить не будет!

Гелла иронично улыбнулась.

— А если, я не хочу, чтобы меня отжимали?

— Тогда я больше не буду тебя спрашивать… Я буду перерождаться вновь и вновь, пока не проживу жизнь так, что ты будешь любить меня и будешь только моей. Если понадобится, я заключу сделку с самим Дьяволом. Я стану бессмертным, как Дракула Влад Цепеш и буду искать твою реинкарнацию сквозь века. Я найду тебя, где бы ты не была. Так или иначе, я буду с тобой. Мы будем вместе. Я знаю, что так будет. Поверь мне, это предрешено! Я никогда не разлюблю тебя!

Гелла смотрела на Филиппа, позабыв обо всём, глаза её горели, светились, как драгоценные камни в лучах ярких ламп. Она слушала его не только ушами, но и ртом. Её губы приоткрылись, жадно улавливая каждый звук, она готова была внимать его словам бесконечно.

Они молча разглядывали друг друга, будто впервые увидели своё отражение в зеркале. Гелла коснулась рукой щеки юноши.

— Фил, я не хочу, чтобы ты меня отжимал, потому что не надо отжимать то, что и так твоё. Не надо тратить жизни на поиски того, что у тебя уже есть. Ты и есть мой мужчина! Я отвечаю тебе взаимностью!

Ещё не веря до конца в своё счастье, Филипп пытался осознать, каким образом, его, порожденная страстным желанием, едва созревшая заветная мечта, вдруг, в одночасье исполнилась. Охваченный вихрем пьянящих эмоций, он задал пространный вопрос, в надежде прояснить для себя некий сакральный смысл происходящего.

— Кто ты?

Этот вопрос немного обескуражил Геллу.

— Я… я искусствовед, художник-реставратор. Э… вот… визитка.

Она извлекла из заднего кармана и протянула Филиппу карточку: «Гелла Галаидис. Экспертиза и оценка произведений искусства и антиквариата».

— В ювелирке тоже немного разбираюсь. Вот, скажем, эта золотая цепь…

Молодой человек притянул девушку за шею и прервал её поцелуем.

— Пойдём на заднее сиденье. – Часто и глубоко дыша предложила Гелла, после того как их губы разомкнулись. – Надо обработать твою руку. Там аптечка.

— Ну вот, так гораздо лучше. – Заботливо ворковала она над раненным. – Ну, а ты, кто у меня? Чем занимаешься, головорез, в свободное от убийств время? 

— Я математик.

— Что?

Недоверчивое изумление девушки скоротечно переходило в немой восторг.

— Ты, похоже, решил сегодня доконать меня своими сюрпризами… Признаться, не ожидала… Ну ботаник, ну… рэпер какой-нибудь, но математик! Просто как-то необычно это всё… И как связана математика с Библией? Ты, кажется, Священным Писанием стращал.

— Да, честно говоря, сам не понимаю откуда у меня это в голове взялось. Может слышал когда-то… Это я теперь опять на таблетки думаю… А над связью математики и Библии работали многие умы. Как результат — появились различные околонаучные теории, например «Библейский код» или связь с числом «7». А вот, то, что структура мира непосредственно является математикой, в этом мало кто сомневается. Галилео Галилей сказал: «Книга природы написана на языке математики», а индийский гений – самоучка Шринивас Рамануджан говорил, что, для него уравнение не имеет никакого смысла, если оно не выражает мысль Бога.

Гелла взяла пальцами кончик пряди своих шелковистых волос и прикрывая ими лукавую улыбку попросила сквозь зубы:

— А скажи ещё что-нибудь по-математически… Какое-нибудь понятие или название теоремы.

Филипп воспрял.

— Ну… допустим, из матанализа: интегральное исчисление; суммы Дарбу; мера Жордана; первообразная; непрерывная на отрезке функция равномерно непрерывна; компакт в метрическом пространстве ограничен и замкнут…

С каждым словом юноша всё более оживлялся и всё громче отчеканивал всплывающие в потоке сознания термины. Гелла вытаращила на него остекленевшие, сияющие восторженным блеском глаза и какое-то время слушала его в завороженной неподвижности. Тело её всё ещё оставалось остолбеневшим, но правая рука, будто отделяясь от остального организма, украдкой поползла к пуговицам джинсов Филиппа.

 — Что… хватит? – Недоумевая спросил Филипп тоном докладчика, которого прервали преждевременным вопросом, смысл, которого он даже не уловил.

— Ещё! Не останавливайся, прошу тебя! – С возбужденным придыханием, умоляла Гелла.

Её голова ушла вниз, черные волосы, переливаясь, упали на бедра Филиппа.

— Сейчас… тогда может… что-нибудь из топологии… — Сошел на прерывистый ропот юноша и продолжил, то и дело осекаясь и запинаясь. — Хаусдорфово топологическое пространство… такое пространство… в котором… у любых двух…  у любых двух не совпадающих точек… есть непересекающиеся окрестности… ранг матрицы равен числу линейно-независимых строк… столбцов… теорема о неполноте… диагональное доказательство Кантора… диагональное доказательство… доказательство…  у меня сейчас каша какая-то в голове…

---

* (Псалтырь. Стих 34).

** лат. Помни о смерти.

Продолжение следует

---

---